Мир Гаора. 5 книга. Ургайя

…Он лежал, закрыв глаза, и было тихо и спокойно. И хорошо. Ему никогда ещё не было так хорошо. Ну да, всё, это конец, он сам этого захотел, вот и сталось… по желанию. Он ушёл, как бы эта сволочь ни старалась, здесь ей его не достать. Вот так лежать, закрыв глаза, и ничего не видеть, не слышать, чтобы ничего не было. Только почему так холодно? Да, это же Коргцит, мрак и холод Вечного Огня. Он полукровка, раб, Коргцит не принимает его, но и не отпускает, и ему некуда идти, здесь его место…

– Вот он!

– А ну вставай!

– Нашёл, где спать!

– Давай, вставай!

– Ну же!

Чьи-то мужские голоса звучат над ним. Горячие, обжигающие кожу, чужие руки дёргают его за плечи, пытаются поднять. Что это? Он не хочет, нет, он будет спать, долго спать, пока не врастёт в лёд, а они, кто они, кто это?!

– Ну же, Отчаюга! Очнись!

Нет! Этого не может быть, нет!! Он со стоном открыл глаза и попытался сесть. С третьей попытки получилось. И он увидел двоих, возвышающихся над ним, призрачно-серых, чуть светлее окружающей темноты.

– Наконец-то, – сказал мучительно знакомый голос. – Тебя что, выживать не учили? Не знаешь, что голым на льду не спят?

– Жук?! – потрясённо выдохнул он. – Это ты?! Откуда?!

– Оттуда, – кратко и достаточно язвительно ответил, поправляя очки, Стиг. – Мы тут бегаем, орём, ищем его, беспокоим предков, а он дрыхнет и слышать ничего не хочет.

– А меня и узнавать не хочет, – подхватил второй.

– Кервин? – неуверенно спросил он. – Ты-то как сюда попал?

– За тобой пришли, – ответил Кервин. – Давай, Адвокат, бери его.

– Не командуй, Редактор, не впервой.

Они склоняются к нему, и горячие, твёрдые руки с двух сторон подхватывают его и рывком ставят на ноги.

– Ребята, – трясёт он головой, – откуда вы? Вас за что сюда? Это я…

– Ты, ты… Пошли.

– Ну же, Гаор, переставляй ноги…

Нянька и Мокошиха одновременно вздрогнули и подались вперёд. Еле заметно дрогнули веки, как лёгкая рябь пробежала по неподвижному лицу.

– Ну, началось, – вздохнула Нянька.

– Нашли они его, – кивнула Мокошиха.

– Далеко он ещё.

– Подождём, пока к черте доведут.

…Он никак не мог поверить, что Кервин и Стиг рядом, но… да, они умерли, понятно, что они за Огнём, но не место им в Коргците, они-то… да, праведники, им место в Эрлирзии – саду праведников, и почему они такие горячие, живые… Живые?!

– Ребята…

– Ты шагай, давай.

– Жук, прости меня, это я виноват.

– Заткнись, мозги в заднице.

– Всегда знал, что ты дурак, но чтоб до такого… Нашёл, где спать.

– Кервин, я не спал, я… я предатель, стукач…

– Адвокат, он ещё и психом стал.

– Он всегда им был. Давай, шевелись, дохлятина строевая.

Лёд под ногами. Там, в его глубине, кривятся, гримасничают утрамбованные чужие и в то же время знакомые лица. И он вдруг ощущает, как ему холодно, как он промёрз. Как тогда, в пресс-камере, когда отключили отопление, и они грелись общей свалкой, а его положили вниз, подо всех, чтобы согреть своими телами, своим теплом.

– Ребята, как вы сюда? Вам же нельзя…

– Когда нельзя, но очень нужно… – смеётся Кервин. – Как там дальше, Адвокат?

– Причинение вреда для предотвращения большего вреда входит в пределы необходимой самообороны, – смеётся Стиг.

– Ребята…

– Очухался? – подчёркнуто заботливо спрашивает Стиг. – Может, сам пойдёшь?

– Нет, – сразу вмешивается Кервин, – сам он не дойдёт.

Он идёт между ними, закинув руки на их плечи, на подгибающихся ногах, временами бессильно повисая, и их руки, сильные и горячие, поддерживают его, не давая упасть. Он плачет, чувствуя, как обмерзает лицо, плачет от боли, стыда и… и радости.

– Ребята, простите меня, это я… я подставил вас…

– Бредит? – озабоченно спрашивает Кервин.

– Возможно, – кивает Стиг. – Но ты его пьяного не слушал, он такое выдавал… уши вяли. Сейчас ещё ничего.

– Ребята, я не пьяный.

– Не знаю, не знаю. Спиртным от тебя несёт. Редактор, чувствуешь?

– Чувствую. Немного, но его развезло.

– Сажай его, я ему уши натру.

Они останавливаются, и его сажают на лёд, нестерпимо, обжигающе холодный, и горячие, ставшие необычно сильными руки Жука трут ему уши. Но у Жука никогда не было таких рук.

– Жук, это ты?

– А кто же ещё. Ну, очнулся? Вставай и пошли.

Он встаёт сам, ну, почти сам, и они идут дальше. И он уже может их разглядеть. Они… они совсем такие, как раньше. Кервин в своём неизменном костюме, без галстука, в вязаном жилете под распахнутым пиджаком. А Жук… в костюме, адвокатском, с галстуком, и… и никаких следов… Так что… как же это?

– И что на мне нарисовано? – интересуется Стиг.

– Жук, а как же…

– А, ты вот о чём, – смеётся Стиг. – А просто.

– Ты что, – смеётся и Кервин, – думал, я так и буду с дыркой в затылке ходить?

– Как это?

– Умрёшь, сам узнаешь.

– Я уже умер! – кричит он.

– Не выдумывай, – отвечает Кервин. – Это твои субъективные ощущения. А объективно ты жив, и делать тебе здесь нечего.

– Классно завернул, – одобряет Стиг.

Мучительный подъём по почти отвесной ледяной стене, темнота вокруг редеет и одновременно наливается розовым, красным светом, а под ногами уже не лёд, а жёсткий колючий песок, обломки камней. Стало заметно теплее…