Мир Гаора (СИ)

   Конечно, ему случалось встречать лохматых небритых с кожаными ошейниками, но он всегда суеверно, будто предчувствуя, отводил сразу взгляд и теперь, пытаясь вспомнить, видел только неясные как через не протёртые окуляры бинокля фигуры. И от него будут так же отводить глаза. Или наоборот, смотреть в упор, дерзко и насмешливо, провоцируя. Как мальчишки с офицерского отделения в училище. Как старослужащие в части. Как они сами тогда, в Чёрном Ущелье, пятеро уцелевших из всей роты смотрели на пришедших им на смену. Грязные, закопчённые, небритые, в порванной до лохмотьев форме на чистеньких и отутюженных как с плакатов молоденьких новобранцев во главе с таким же чистеньким лейтенантом. И положение спас - а то бы быть беде: так напыжился лейтенантик - старослужащий сержант, против всех уставов скомандовавший отдать им честь. Лейтенант, а за ним его рота вздрогнули, вытянулись, взяли "на караул", и они тоже подтянулись и прошли к машине строем, чеканя шаг и отдавая честь смене. Интересно, из той роты хоть кто-нибудь уцелел, или их всех перещёлкали в первом же бою? А сержанты, они службу знают, получше любого офицера. Недаром, "на сержантах армия держится". Это им ещё в училище внушалось. Теми же сержантами, что гоняли их на плацу и стрельбах, и следили за их самоподготовкой по теории, и ловили на нарушениях распорядка, уча нарушать, не попадаясь. К выпускному курсу они становились союзниками и на прощальную пьянку звали их, не офицеров, конечно. Он и своего Сержанта хотел позвать. На выпуск и пьянку. Специально взял увольнительную за месяц до выпуска, короткую, на три периода, и, не заходя домой, сразу отправился в богадельню...

   ...Шёл дождь, и все сидели на маленькой тесной веранде. Сержант встал и подошёл к нему, как только он показался в дверях.

   - Случилось что?

   В голосе Сержанта было искреннее волнение, вокруг стояли, сидели, прохаживались, и он ответил, недовольно оглядываясь.

   - Нет, всё в порядке.

   - Чего тогда прискакал? - сурово спросил Сержант.

   - Вот, - протянул он ему купленную по дороге пачку трубочного табака.

   - Зря тратился, курить запрещено, забыл что ли, я ж тебе ещё в тот раз говорил, - рассердился Сержант, быстро оглядываясь, не видит ли кто.

   - Обёртку возьми, - нашёлся он, - нюхать будешь. И пойдем куда.

   - В дождь выходить запрещено, - хмыкнул Сержант, - чтоб не болели, - и, предупреждая его вопрос, - и в палату нельзя. Мы не лежачие. Ну, так что?

   - У меня выпуск.

   - Знаю.

   - Придёшь?

   Сержант вздохнул.

   - Я уж думал. Но... не выпустят меня. Ты ж не сын мне. Вот если отец твой вызов мне сделает...

   Сержант не договорил, безнадёжно махнув рукой, и он угрюмо кивнул. Обращаться к отцу с такой просьбой бессмысленно. Он вообще никогда отца ни о чём не просил, ему это и в голову не приходило. Сержант ещё раз огляделся, быстро и ловко содрал с пачки обёртку и спрятал её в рукав заношенного мундира, а пачку сунул ему в карман.

   - Продай. Как это тебя на проходной с ней не замели.

   - Я её не в руках нёс, - огрызнулся он, чувствуя, что может это себе позволить, и перепрятывая пачку под мундир. - Я её стрельбищному капралу отдам, он тоже трубку курит.

   - Та-ак, - сразу посуровел Сержант. - Это ты что у него откупаешь? Чтоб он в твоей мишени дырок навертел?!

   Он невольно рассмеялся. Как раз здесь у него полный порядок.

   - Нет, он нас в свободное время пускает, обещал водный рикошет показать.

   - Дело, - кивнул Сержант. - Слышал я о таком. Ладно, беги, а то опоздаешь. А выпуск... Придёшь потом, расскажешь, - и подмигнул ему, - когда проспишься...

   ...Он так и сделал. А что Сержант сказал: "твой отец", а не "мой брат" тогда как-то прошло мимо сознания. Это был третий раз. Да, тот, первый, потом после летних лагерей, перед выпускным, этот не в счет, в третий раз после выпуска, а в четвёртый, когда ему дали отпуск перед отправкой в Чёрное Ущелье. Конечно, им не сказали, куда их отправят, но и так было ясно. Такие послабления и вольности только у смертников: из Чёрного Ущелья мало кто возвращался живым, а целым ни один...

   ...Его направили в девятый корпус. К лежачим. Сержант, какой-то маленький, ссохшийся, в седой редкой щетине, морщинистая тонкая шея жалко, как у новобранца торчала из широкого ворота больничной рубахи. Он бы не узнал его, если бы медсестра, встретившая его у входа в корпус, строго проверившая его пропуск, но охотно позволившая ему подшлёпнуть себя по упруго торчащему из-под халата задику, пока они шли по коридору, не провозгласила от порога.

   - Яшен Юрд, к тебе!

   На "ты" и без звания. Палата на десять коек, и он сразу увидел, как на третьей во втором ряду зашевелилось, высвобождая из-под одеяла руки... это Сержант?! Но он сразу справился с собой и лицом, шлепком развернул хихикнувшую медсестру к двери, взял стоявшую у стены табуретку, подошёл и сел. Сержант смотрел на него слезящимися глазами и улыбался беззубым ртом.

   - Здравствуй, - сказал он. - Это я.

   - Вижу, не слепой ещё, - ответил Сержант. - Получил ещё нашивку?

   - Получил, - кивнул он.

   - А за что сняли?

   - Не тому морду набил.

   - И снова дали?