Мир Гаора (Сон 1-10) [СИ]

— На допросе бьют, — сразу ответил Гаор. — И спрашивают, чтоб навредить. А интервью это сбор информации с благими целями.

— Ты смотри, — восхитился Седой, — неплохо. И что же это за цели?

— Информированность общества, — победно улыбнулся Гаор.

— Журналюга, — вздохнул, сдаваясь, Седой. — Спрашивай.

— Мне записывать или диктофон включить? — невинным тоном спросил Гаор.

— А он у тебя есть? — не менее невинно поинтересовался Седой.

— Дорогие они, стервы, — вздохнул Гаор, — так и не накопил.

— Тогда записывай, — кивнул Седой и сел поудобнее, закинул руки за голову.

Гаор изобразил, что держит на колене блокнот и ручку. Но лицо его тут же стало серьёзным. И рассказывая, Седой видел это жёсткое лицо, потерявшее всё своё лукавое обаяние, прицельно сощуренные карие глаза, тёмно-рыжие полукольца волос, уже наполовину прикрывавшие клеймо: пять синих лучей из одной точки. Что ж, этот парень видел столько и такого, и ещё увидит, что имеет право знать правду. Его она не сломает.

— Если совсем точно, это было семь лет назад, но началось раньше. Тебе говорили, что я инженер, а ещё точнее, инженер-конструктор. Думал остаться в науке, в аспирантуре, но не получилось, по совсем другим обстоятельствам. Хотя… это тоже сыграло свою роль в моём решении. Мой научный руководитель, я у него писал диплом, потерял лабораторию, и его разработки закрыли, а были там весьма перспективные идеи. Он не выдержал, инфаркт, скоропостижная смерть, все бумаги сразу стали ненужными, основные идеи были у него в голове, он только начинал работу. И я ушёл, отказался работать над темой его конкурента, решил, что смогу вернуться к его теме уже самостоятельно. Тем более, что фирма создала все условия. Свободный доступ в лабораторию, возможность ненормированного рабочего времени. И отличная бригада. Подобралась компания молодых энтузиастов, не только работали, но и дружили. И тут к нам назначили нового… кому-то из руководства фирмы он приходился наследником. Нам это не очень понравилось, мы все из младших и бастардов, да мы бы и не обратили на это внимания, если бы он сам это не помнил и не старался, чтобы окружающие не забывали. Объяснялось это просто. Бо́льшей бездари я за всю жизнь не встречал. Мы говорили, что любой стол рядом с ним уже профессор. Хотя бы потому, что слушает наши разговоры. Но бездарь была с претензиями. А у нас как раз стало кое-что получаться. И он сумел повернуть так, что докладывал о результатах всегда он, и в списках на премии и награждения его фамилия стояла первой. Мы оглянуться не успели, как он стал официальным руководителем. Но многим из нас, да почти всем было на это наплевать, слишком интересно разворачивались события, и если находится дурак, согласный вместо того, чтобы думать и работать, просиживать штаны на совещаниях и толкаться в приёмных высоких кабинетов, то флаг ему в руки. Тем более, что всё необходимое: материалы, деньги, приборы, иностранную литературу, а уже шла война и многое надо было доставать неофициальными путями, квалифицированных рабочих и подсобников он доставал. Мы давали максимально точный заказ и получали точно заказанное. Кстати, именно тогда, я впервые стал работать с рабами. И сразу обнаружил вопиющее враньё официозов о непроходимой тупости аборигенов и их неспособности к обучению. Но начались столкновения с надзирателями. Мы нажали на своего… гм, начальника, и он выбил изменения режима содержания в соответствии с потребностями производства. Именно такая формулировка.

Краем даже не глаза, сознания, Гаор отметил, что Чалый, Чеграш, Зима и Гиря образовали вокруг них молчаливое, но плотное кольцо, и камера, всегда охотно ввязывающаяся в любой разговор, не замечает их. Седой говорил, явно не заботясь о слушателях, что уж совсем на него не походило.

— Теперь они жили прямо в рабочем отсеке, рядом с лабораторией. Да и мы фактически перешли на казарменное положение. Сами не заметили, как стали одной командой. Работа шла полным ходом. Заинтересовалось Военное Ведомство. Впереди замаячили не только премии, но и ордена. И он потерял голову. Задумал устроить парадный прогон, напоказ. Хотя установка была не готова к такому режиму. Первым забил тревогу бригадир рабов. Невероятное чутьё было у парня. Правда, высказал он это в непонятной тогда для меня, да и для остальных, форме. Голозадый шебуршится, надо бы ему укорот сделать.

Гаор отметил про себя непонятную фразу, но промолчал, смутно догадываясь о смысле. Однако Седой заметил и, усмехнувшись, тут же сам перевёл сказанное. И продолжил:

— Никто не понял. Мы работали. И оказались поставленными перед фактом. Рабочий зал набит генеральской сволочью в мундирах, орденов столько, что магнитное поле нарушено, мы оттеснены, и нас, жалких штафирок, в упор не замечают, а он даёт пояснения, как под его чутким руководством достигнуты столь внушительные результаты. Если б этот дурак ограничился трепотнёй! А он шикарным жестом врубает полную мощность и, отталкивая оператора, отключает автоматику защиты.

— Зачем? — не выдержал Гаор.