Мир Гаора (Сон 1-10) [СИ]

Гаор, все эти дни старательно не думавший о душе и старавшийся не замечать влажной, пропитанной запахами пота и параши, духоты в камере, мылся с неизведанным до сих пор удовольствием, даже не замечая отсутствия обычных перегородок. Непривычно было мыть голову, ощущая пальцами волосы.

— Мыло с башки смой, — сказали рядом, — а то зудеть будет.

— Ага, спасибо, — поблагодарил Гаор.

Наконец он промыл голову так, что волосы заскрипели под пальцами, и открыл глаза. Нашёл взглядом Седого. Надо бы узнать напоследок. Гаор вышел из-под душа и прошлёпал к скамейке, где Седой сосредоточенно оттирал себе мочалкой ступни. Сел рядом.

— Ну? — спросил, не поворачивая головы, Седой.

— Чего все испугались?

— С чего взял? — с несвойственной ему угрюмостью спросил Седой.

— Заметил.

— А что кранов нет, тоже заметил? — по-прежнему угрюмо ответил вопросом Седой.

— Дда, а что, как-то связано?

— Ещё как.

Седой, наконец, поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза.

— Всё включается с пульта, дверь закрывается герметично, надзиратель с нами не заходит. Всё понял?

— Ничего не понял, — честно ответил Гаор.

— Ну, так пойми и запомни. Когда запускают назначенных к утилизации, то вместо воды включают газ, из тех же рожков.

— Какой газ? — тупо спросил Гаор, не желая понимать услышанное.

— Дурак. Чему тебя только на химзащите в училище учили. Были уроки?

— Были.

— Ну, так вспомни. И иди, вон потри кого, если сам вымылся.

Гаор послушно отошёл, мучительно пытаясь не понять, ему всё очень доходчиво объяснили, а… а согласиться с этим. Конечно, утилизация это понятно что, но чтобы вот так…

— Кажин раз трясусь, — доверительно сказал ему мылившийся рядом Бурнаш, — тут ведь ежли что, кому ты мёртвый про свою категорию говорить будешь.

— Затрясёшься, — кивнул Гаор, задним числом не понимая, а ощущая этот страх перед неотвратимой, но прошедшей мимо смертью. Как вот повисела над тобой мина, когда не знаешь куда бежать, и упала, и ты в мёртвом пространстве остался. Уже встал, землю с себя стряхнул, и вот тут тебя смертный колотун начинает бить.

— Спину потри, — попросил Бурнаш.

— Давай, — согласился Гаор.

Он уже заметил, что взаимному натиранию спин с укладыванием по очереди на скамейку предавались все охотно и даже с явным удовольствием, так что ничего в этом зазорного, как понял Гаор, не было. Хотя в училище и в армии подобное если и практиковалось, то скрытно и расценивалось совершенно определённо, недаром все кабинки были раздельные. Блаженно покряхтев под его руками, Бурнаш приподнялся на локтях.

— Лады, давай ты теперь ложись.

— Давай, — согласился Гаор, укладываясь на скамейку всё же с некоторой опаской. — А ты и мохнатый! — вырвалось у него.

Он тут же пожалел о сказанном, но Бурнаш гордо ответил.

— А то! Мы исконные все такие. Потому и Бурнаш, бурнастый значит, — и утешил, — ничо, паря, ты ещё молодой, обрастёшь.

Это настолько противоречило всему усвоенному с детства, что Гаор промолчал, хотя и запомнил новое слово.

Он успел ещё раз намылиться целиком и обмыться под душем, когда под потолком оглушительно заверещал сигнал, и тут же резко отключилась вода.

— Эх, кончилась банька, — вздохнул Сивый, отжимая обеими руками воду из волос.

— Это ж рази банька, — откликнулся Бурнаш, — так, баловство одно.

— Всё, — встал Седой, — пошли.

Расхватали со скамьи мочалки и обмылки и встали опять в затылок, но уже к другой двери, напротив той, через которую впускали. Она медленно отъехала в сторону, и они друг за другом вышли в новый зал. Где у стены стояли уже четыре коробки, а у противоположной двери, поигрывая дубинкой, их ждал надзиратель.

Подражая остальным, Гаор бросил в одну коробку мыло, в другую мочалку, взял из третьей застиранное, но достаточно чистое и большое полотенце и стал вытираться.

— С башки начни, — посоветовал ему, пряча лицо в полотенце, Зима, — чтоб на вытертое не стекало. И волосы раздвинь, чтоб клеймо видели.

Гаор молча, понимая, что надзиратель разговоры не одобряет, кивнул. Вытерев голову и расправив надо лбом волосы, он, как говорила ему врач, приподнял себе ошейник, вытер насухо основание шеи и опустил ошейник. Двигался тот намного легче. И стал вытираться дальше, по-прежнему наблюдая за остальными. Они старослужащие, а он новобранец.

Вытеревшись, использованные полотенца сбрасывали обратно в ту же коробку и брали из четвёртой, стоявшей чуть поодаль, другое полотенце, заметно меньшее и белое. Его повязывали вокруг поясницы, стягивая узел на лобке.

— Узел простой делай, — тихо сказал Чеграш, — чтоб, если прикажут, заголиться по-быстрому.

Внутренне содрогаясь от предстоящего унижения, Гаор завязал полотенце, чтоб как у остальных, ягодицы оставались открытыми, а свисающие концы спереди только-только прикрывали гениталии.

Странно, но надзиратель не торопил их. И только когда они уже все были готовы, дубинкой показал им, чтоб они встали перед ним в шеренгу, оглядел их и, ткнув дубинкой, заставил Мальца перевязать полотенце, чтоб концы слишком не свисали. И открыл перед ними дверь.

— Выходи.