Мир Гаора (Сон 1-10) [СИ]

Что такое пожар здесь, среди всевозможного пластика и бумажных коробок, Гаор хорошо представлял, поэтому строгости с куревом его не задевали и не обижали. Одно сознание, что вечером перед сном сможет покурить, делало его добрым и снисходительным. После суда всё было у него нормально. Но ведь он уже так думал, что вот наладилось всё, и тут же начиналось. С ним такое и на фронте случалось, и на дембеле. Только успокоишься, забудешь про всё и думаешь, как придёшь домой и завалишься с книжкой или с хорошей девчонкой, так звонок.

— Явиться в Орртен.

Значит, всё бросить и бежать сломя голову в родовой замок, к отцу. Пару раз его вообще неизвестно зачем вызвали. Он просидел под дверью отцовского кабинета три часа не меньше, а потом его один раз впустили, и отец, не глядя на него, бросил.

— Можешь идти.

А другой раз даже не снизошёл, через адъютанта отпустил. Было уже слишком поздно, и он переночевал в своей бывшей комнате, почему-то её никто не занимал, а ночная повариха накормила его холодной, оставшейся от ужина всякой всячиной. Он ел прямо на кухне, сооружая себе из всяких мясных и рыбных обрезков и уже засохших ломтей хлеба бутерброды, а повариха сидела напротив, смотрела, как он ест, и угощала.

— Ты ешь, всё равно это уже на выброс списали.

Он кивал и ел, запивая холодной бурдой, изображавшей кофе. Кофе для слуг. Когда он горячий, с сахаром, его ещё можно пить, а такой…

Здесь кофе не лучше, но матери стараются, чтобы бы хоть подсластить его, а вечером дают чай, и тоже хоть чуть-чуть, но сладкий. Нет — усмехнулся Гаор, выравнивая штабель, чтобы коробки не перекосились и не давили друг друга — здесь паёк не хуже, не намного хуже. И никто не говорит, что он много ест, и из-за него другим может не хватить, чем его часто попрекали в отцовском доме. Почему в Орртене так плохо кормили? Нет, вроде и порции были не маленькие, в посёлке было голоднее, он помнит, не всю память из него Сержант выбил, но на вкус еда в Орртене была противной.

Странно, но Гаор всё чаще вспоминал посёлок, в котором жил до появления отца. Вдруг ни с того ни с сего всплывали в памяти то грязно-красный тряпичный мячик, то, как играл с другими мальчишками в войну, то высокий худой и всё время кашляющий мужчина из соседнего дома, он боялся его, но не помнит почему… Вспомнить мать не удавалось, только руки, обрывки фраз и та песня… Но об этом он старался не вспоминать, потому что к горлу сразу подкатывал комок, и хотелось выть, биться об стену и кому-нибудь, всё равно кому, врезать так… Но те, кто заслуживал, были далеко и недосягаемы по многим причинам, а отыгрываться на том, кто под рукой или безответен… нет, он до этого никогда не опускался.

— Рыжий.

— Мг.

— У тебя сигарет ещё много осталось?

Гаор повернул голову. Он лежал на своей койке поверх одеяла, обхватив руками подушку — отдыхал после разминки, довёл-таки отжимания до сотни, но видно перебрал, последний десяток на злости дохрипел, пришлось лечь отдохнуть. У его койки стоял и маялся Махотка.

— А тебе зачем? — спросил Гаор. — Тебе конфеты нужнее.

— Курит она, — нехотя признался Махотка. — Дай одну, а? В выдачу две отдам.

Гаор дотянулся до тумбочки и достал пачку, вытряхнул сигарету.

— Держи. А сигаретами не считаются.

Махотка с интересом посмотрел на него.

— Это как? Говорят, у вас, ну голозадых, заведено так, одну взял, две отдал.

— Тебе как врезать? — поинтересовался в ответ Гаор. — За всё сразу, или по отдельности?

— Ты ему раза́ за глупость дай, — посоветовал с соседней верхней койки Волох, — а то довалялся с девками, что вроде Тукмана стал.

Махотка покосился на поросшие светлыми волосками руки Волоха и вздохнул.

— Давай, — и наклонил голову под удар.

Гаор стукнул его ребром ладони по шее повыше ошейника, и инцидент был исчерпан. Махотка ушёл охмурять очередную девчонку, а Волох уже без всякого подвоха спросил.

— А что, и вправду там сигаретами не считаются?

Гаор оценил это «там» вместо «у вас» или ещё как, и ответил вполне доброжелательно.

— На фронте нет, и… на работе, — вовремя поправился он, — тоже не считались. Деньги — другое дело, но и тут по-разному. Люди-то разные.

— Это точно, — согласился Волох, — все люди, а каждый наособицу.

— Все люди, да не все человеки, — подал снизу голос Полоша.

Гаор даже рассмеялся, так ему понравилась формула. Смеясь, пересчитал оставшиеся сигареты и сунул пачку в тумбочку. Если завтра он выкурит одну сигарету вместо двух, то восполнит потерю и дотянет до следующей выдачи. Фишка тоже лежала пока. Через… два дня, если он не ошибся в расчётах, ещё три, это уже четыре. Одна дополнительная сигарета и… та же карамелька. Но конфеты ему без надобности. С ним охотно заигрывали, но перейти от смешков к делу он медлил. По многим, ему самому до конца не понятным причинам. Словно останавливало что-то. Понимал, что тем самым только разжигает интерес к себе, и… не мог.