Мир, где мне рады

Оттого есть связь между автобусом и человеком. Они оба не способны никого спасти.

— Неправда, — пробормотал я, вставая. — Это всё чушь.

Не казалось ли это странным, что человек может призвать труповоз? Только те, что убивают, погрязли в войне, чьё призвание — смерть, могут быть вместе и работать плечом к плечу. Как смог человек призвать такое? Убил десяток человек? Два? Десять?

— Больше, куда больше, как это не печально. Но всё равно это не правда. Убийство не значит невозможность спасти кого-либо. Я убиваю ради того, чтоб спасти.

Убийства ради спасения, как секс ради девственности.

— Удивлён, что ты и такое знаешь, четыреста десятый. Но мир не делиться на белое и чёрное. Есть много других цветов. И иногда просто приходится выбирать. Выбирать и делать, чтоб не стало ещё хуже. Так что да, иногда приходится убивать одного, чтоб спасти десять. Делать больно одним, чтоб другие жили хорошо. И ты этого не изменишь. Остаётся смириться.

Смириться? Убить ради того, чтобы спасти. Люди ищут оправдания себе…

— Но не я. Мои поступки можно оправдать, но я этим не занимаюсь. Мне не требуется анестезия для совести. Я просто знаю, ради чего это делаю.

В мгновение ока в моём сознании показалась картина. Очень старая и далёкая картина, словно старая цветная фотография, что осталась ещё с прошлого века. Но она была живой, буд-то прокручивают передо мной фильм. Фильм, в котором непосредственно был я сам.

Солнечный тёплый день. Свежий горячий воздух с полей задувает через окна едущего по дороге автобуса. Он слегка подпрыгивает на кочках, но не жёстко, а мягко, плавно, словно на батуте. Его ровный и монотонный рокот двигателя наполняет салон, но служит скорее лишь задним фоном для всего происходящего, как и его шорох колёс об асфальт.

Основной композицией здесь можно считать детский смех, крики, споры, разговоры, которые буквально заполняют собой кабину. Их так много, они накладываются друг на друга, перебивают, глушат и звучат связно, словно подобранные друг к другу инструменты в симфонии.

Их источник — множество детей в салоне, что просто не могут усидеть на месте. И не все сидят, некоторым приходится стоять, так как сидений не так уж много. Дети разных возрастов, но я не дал бы никому из них старше двенадцати. Возможно даже двенадцать будет слишком много.

Я знаю, куда они едут. Детский лагерь. Просто маршрут, просто автобус, который сразу подбирает и довозит их до точки. Выделяют его, так как он самый новый, а других, пригодных для такого количества и нет. Всё-таки деревни кругом.

Вокруг поля, лесополосы, иногда автобус ныряет в лес, скрывая детей в тени. Говорят, что эмоции наполняют то или иное место, если они яркие и их много.

Я замечаю девчонку с куклой. Да, я помню её, однажды видел эту картину, когда загнал ЛиАЗ в яму, это было ещё перед захватом графства Анчутки. Мелкая жизнерадостная девчушка по имени… Маша… кажется. В голубом платице с куклой, аналогом резиновой Зины. Такую куклу я и нашёл в автобусе тогда.

Он постоянно возит их туда-сюда. Можно сказать, что дети уже знают этот автобус наизусть и их эмоции радости и предвкушения буквально пропитали его стены, его сидения, его салон, словно въедливый запах.

Да, я видел эту картину. Видел в прошлый раз, когда ЛиАЗ рассказал часть истории. Однако… на этот раз я вижу продолжение.

Я вновь в этом далёком чуждом, неродном, но похожем на мой мире. Стою на сопке. Огромной сопке, с которой открывается вид на бескрайние поля и лесополосы. Но сейчас другая атмосфера, тяжёлая, страшная. Небо красное, словно пропитанное свежей кровью, а где-то на горизонте бушует буря и гремит гром.

Но только это не природное явление. По тонкой дороге, что пересекает поле, несётся автобус. Он буквально выскочил из какого-то посёлка, застроенного одноэтажными домами. Вылетел и пулей помчался прочь, словно наперегонки со временем. Единственный в своём роде, последний в своём роде. Мчался по своему последнему маршруту, стремясь успеть. Ровно за ним, словно волна, идут взрывы. Повсюду взрывы, много взрывов, я даже не могу сказать, что это такое… Земля словно лопается, поднимается наверх целыми пластами.

И автобус стремиться опередить эту полосу смерти, которая преследует его, которая буквально поглощает землю за собой, взрывая её и поднимая в воздух. Эта полоса какого-то беспощадного артобстрела, который подобно карточному домику смёл посёлок за спиной автобуса.

О вот он его настигает.

Это бессмысленно. Автобус не броневик, он не спасёт от осколков. Первый же взрыв сбоку корёжит его борт, щедро одаряя шрапнелью. Его кренит на два колеса, но ЛиАЗ рывком становится обратно. А потом ещё один, который буквально решетит его. А дальше ещё и ещё. Автобус начинает метаться по дороге, стремясь не попасть под следующий. Слева и справа от него расцветают бутоны взрывов, которые постепенно нагоняют его.