— Всё, спасибо, что довезла, — кивнул я Лили.
В конечном итоге я доверил ей вести машину, так как у неё и права были, и ездила не раз. Правда согласилась это делать под дулом пистолета, но это так, мелочи. Главное, что доехали целыми и невредимыми.
Я вылез и потянулся, наслаждаясь тем, как хрустят кости в то время, как Юи безбожно блевала. Естественно, прежде чем вылезти, я ещё и ключи вытащил, чтоб Лили газу не дала, а то мало ли. Но она не спешила вылезать наружу.
— З-зачем мы п-приехали? — спросила она тихо, глядя на меня.
— Чтоб избавиться от засранцев в багажнике. Да не ссы, тебя я убивать не буду, даже пальцем не трону.
— Пистолетом угрожал.
— Нечего было выёбываться. Лучше скажи, твою мать зовут не Козявкеева Кристина Петровна?
— Эм… Кристина Петровна, но фамилия Бросс.
— Бросс Кристина Петровна?
Ебануться… значит не ошибся. Я внимательно посмотрел на Лили.
Не знаю, отчего, но на душе стало как-то… хорошо? Тяжело объяснить, но это то же самое, что узнать, что у тебя братик или сестрёнка родилась. Просто смотришь и понимаешь, что кровь родная и что это родной тебе человек. Появляется… желание помочь. Не у всех, но у меня по крайней мере. Я обошёл машину и открыл дверь с водительской стороны.
— Вылезай, чего сидишь?
Но наша Лили только крепче вцепилась в руль. Да так, что костяшки побелели.
— Что вы хотите сделать? — тихо спросила она.
— Для начала узнать, какого хера я нашёл тебя между ног у какого-то латиноса.
Я конечно знал свою мать и знал, что она шлюхой была в детстве, но она подобному никогда детей не учила, пример не подавала и уж тем более не желала такого. Особенно своей дочери. У нас это наследственно передаётся?
Хотя… учитывая, сколько и с кем я спал, то, скорее всего, да. Но парень с кучей баб воспринимается по одному, а девушка с кучей парней по-другому. Особенно когда она твоя родня и сосёт какому-то уроду.
— Так что ты забыла там? Сомневаюсь, что тебя мать отправила туда.
— Откуда вы знаете мою мать? — тихо спросила она.
— Я её очень старый знакомый. Когда она ещё в России обитала. Удивлён встретить её детей здесь.
— Так вы русские, — она это с таким шоком сказала, словно это был приговор. — Русская мафия!
Ну началось… Если русский, то обязательно или с балалайкой и бутылкой водки, или мафия. Другого не дано.
— Нет, дура, не мафия. И ты тоже частично русская, так что не надо тут. Так что ты там делала? Молодость в мозгу играла… Так, стоп, а тебе сколько?
— Мне… двадцать пять.
— Пиздишь.
Она виновато посмотрела на меня и пробормотала.
— Восемнадцать…
— И нормально хуи ртом полировать? — поинтересовался я.
— Да это моя жизнь! — неожиданно крикнула она. — Я сама решаю, как жить!
— Ты ебанутая малолетняя дура, которая думает, что всё будет хорошо. Но давай я, как человек, который на твоих глазах перебил около двух десятков человек, объясню, как это будет в будущем для тебя. Ты будешь продолжать якшаться с ними, подсядешь на наркоту куда крепче, чем сейчас. Залетишь, получишь выкидыш или ребёнка уродца. В лучшем случае вырастишь ещё один будущий труп на улице. А ты будешь обколотой шлюхой, которая будет толкать свою пизду любому бомжу за доллар. И у тебя нет другого будущего.
— Да с чего тебе знать, что меня ждёт? — расплакалась она.
— Да потому что я видел таких, как ты. И если мне срать на остальных, то вот ты представляешь для меня интерес, как человек. Твоя мать была конченной шлюхой в детстве, но завела ребёнка и посвятила жизнь ему. Отдала всю себя без остатка малолетнему дебилу, из которого вырос нормальный человек.
— И который потом сбежал, — буркнула она.
— Эм… чего? — удивился я. — Разве… он не умер?
— Он сбежал от неё! Если она настолько хорошая мать, то чего он сбежал от неё?! — злобно воскликнула расплакавшаяся дура.
— Мне сказали, что он помер под трамваем, — вспомнил я свои последние секунды в этом мире.
— Нет! Его видели там в последний раз, когда умер его друг, а он сам упал под трамвай! Но потом видимо он ловко убежал!
— Быть может, — слегка растерянно ответил я. — Но ма… Кристина никогда не была плохой матерью. Вечно уставшей, молчаливой, никогда особо не улыбалась и в глубокой депрессии с синяками под глазами, но не плохой матерю. А теперь спиздони что-нибудь, что убедит меня в обратном, юная леди. Она хоть раз сделала что-то, что действительно было против тебя направлено?
— Она… она всё говорила, что я ребёнок и что пока не выросту, я должна быть под её крылом и слушаться её. Что она отвечает за меня и так далее. Эта вечная опека…
— А позволь спросить, во сколько ты сбежала?
— В пятнадцать…
Просто блять рука-лицо. Что я и сделал. Господи, какие дети иногда долбоёбы, так и хочется вломить пизды, чтоб промыть им мозги, и они наконец поняли, что не всё так круто как они думают. Сука, тебе было пятнадцать! Давай я возьму рупор.
ПЯТНАДЦАТЬ!!! ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ!!! ДА ТЫ БЫЛА ЕБАНУТЫМ РЕБЁНКОМ!!!
Боже, благослови эту дуру и дай ей сил.
— Взяла её бумажник и убежала, — пробормотала она. — Села, да уехала сюда. Ну и…