Мир глазами Гарпа

— Сомневаюсь, что она на это способна, — сказала Хильма Блох, психиатр и социальный работник, которую Гарп терпеть не мог. — Людей, которые читают главным образом автобиографии, например автобиографию твоей матери, редко привлекает художественная литература, а если и привлекает, то лишь косвенно. Стало быть, если эта особа и прочитала «Мир глазами Бензенхавера», то исключительно потому, что знала, кто ты такой. Да и тогда вряд ли дочитала до конца, а, учитывая, что она всего лишь парикмахер, наверняка увязла, не добравшись и до середины. Так что едва ли запомнила твое лицо по фотографии на обложке. Правда, твое лицо мелькало в новостных передачах, но только в самые первые дни после убийства Дженни. И ей, конечно, запомнилось именно лицо Дженни. Такие женщины, как она, много времени проводят у телевизора; это вам не какой-нибудь книжный червь. И я сильно сомневаюсь, чтобы она вообще могла сохранить в памяти твое лицо, хоть ты и сын Дженни Филдз.

Джон Вулф отвел завороженный взгляд от Хильмы Блох. Даже у Роберты вид был обалделый.

— Спасибо, Хильма, — спокойно сказал Гарп.

В итоге было решено, что Гарп отправится к миссис Тракенмиллер, «чтобы поконкретнее определить, что это за личность».

— По крайней мере, выясни, как ее имя, — сказала Марсиа Фокс.

— Спорим, что Чарли! — поддразнила Гарпа Роберта.

Затем они перешли к другим делам: нужно было уточнить, кто в настоящее время проживает в Догз-Хэд-Харбор; чей срок истекает; кто должен приехать на смену и каковы связанные со всем этим проблемы, если таковые имеются.

В доме жили две художницы — одна в южной мансарде, другая в северной. И обитательница южной считала, что в северной больше света; в течение двух недель художницы никак не могли поладить: ни слова друг с другом за завтраком, постоянные взаимные обвинения по поводу пропавшей почты и т. п. Затем вдруг выяснилось, что они стали любовниками. Теперь картины писала вообще только та, что жила в северной мансарде; она целыми днями рисовала в южной мансарде живущую там художницу, которая позировала ей в голом виде и при отличном освещении. Эта «обнаженная натура» на верхнем этаже изрядно действовала на нервы одной из писательниц, драматургине из Кливленда, автору пьес, где сурово порицалась лесбийская любовь; у этой дамы уже начались трудности со сном — как она говорила, «из-за плеска волн». Скорее всего, ей не давали покоя любовные утехи художниц, но обе тотчас заявили, что она «слишком много хочет». Впрочем, выход нашелся, и очень быстро: другая писательница, тоже жившая в доме, предложила, чтобы все гости Догз-Хэд-Харбор читали вслух по ролям новую пьесу драматургини, что и было сделано, к полному счастью верхних этажей.

Так вот, «другая писательница», писавшая очень неплохие рассказы — Гарп сам с большим энтузиазмом рекомендовал ее год назад, — теперь вот-вот собиралась съезжать; срок ее пребывания в доме истекал. Кто же поселится в ее комнате?

Неужели та женщина, у которой свекровь только что отсудила детей, после того как муж несчастной совершил самоубийство?

— Я же говорил, чтобы ты ее не принимала! — сказал Гарп Роберте.

Или те две джеймсианки, которые вдруг однажды «взяли да и явились»?

— Так, погоди-ка минутку, — сказал Гарп. — Что это такое? Опять джеймсианки? Просто «взяли и явились»? Нет, это не разрешено нашим уставом.

— Дженни всегда их принимала! — сказала Роберта.

— Теперь другие времена, Роберта, — сурово возразил Гарп.

Остальные члены правления были с ним более или менее согласны; джеймсианок здесь не очень-то любили и никогда особенно не привечали, а их радикализм ныне казался всем устаревшим и чересчур патетическим.

— Но ведь это почти что традиция! — не сдавалась Роберта. И описала двух «старых» джеймсианок, которым пришлось вернуться в Догз-Хэд-Харбор после тяжких испытаний, выпавших на их долю в Калифорнии. Много лет назад они провели какое-то время в доме Дженни, и новый приезд сюда станет для них своего рода душевным возрождением.

— Господи, Роберта! — воскликнул Гарп. — Немедленно от них избавься!

— Твоя мать всегда заботилась о таких женщинах! — с упреком сказала ему Роберта.

— Да ладно, по крайней мере, они не болтают, — вмешалась Марсиа Фокс, чье экономное отношение к употреблению собственного языка Гарп всегда очень ценил. Но засмеялся в ответ на это замечание только он сам.

— Мне кажется, вы должны сделать так, чтобы они уехали, Роберта, — заметила д-р Джоан Экс.

— Я тоже так считаю. Они же презирают всех нас, — сказала Хильма Блох. — Это может оказаться заразным. С другой стороны, именно они являются сутью, материальным воплощением духа этого места.

У Джона Вулфа от изумления и возмущения снова округлились глаза.

— Еще есть врач, которая занимается абортами, связанными с онкологическими заболеваниями, — сказала д-р Джоан Экс. — Как насчет нее?

— Да поместите ее на третий этаж, — сказал Гарп. — Я с ней знаком. Тогда любой воришка, если он только попытается забраться в дом сверху, просто от страха обделается, когда ее опыты увидит.