Мир и нир

Он точно не против. И вдруг уехал, набрав нира. Взял каросских кхаров, но не Бурьёнку — она устала. Пяток стражи из числа не ходивших в степь, свежих. Свистнул собаку. Поцеловал жену. И был таков, растворившись в ночи.

Конечно, мириться с отцом надо. Но Гош едет в Корун, где Настья…

Проклятая хрымка!

Красивая, хоть её и уродует отсутствие клыков. Выше ростом, чем Мюи. Необычайно сильная. А ещё — какая-то потерянная, и теперь понятно почему. Верьи могут многое, живущий у Гоша — пока ещё юный, душу не выпил, а памяти лишил. Забавный. Почему отец так испугался, когда Оксанья Ивановна показала своего, понять сложно. Колдовство — у колдунов. Но ведь Гош и его мама — не колдуны. Им Верун дал помощников, с кусочком его божьей силы. Отец же не против богов?

Мюи запуталась. А потом расплакалась, стоя в спальне и глядя через раскрытое окно на пару масляных фонарей, разгонявших тьму на дороге, уходящей на север. Туда, куда ускакал муж.

В комнате, полной сундуков с серебром, за которое можно купить ещё пару таких глейств, молодая женщина ничуть не чувствовала себя счастливой.

* * *

Разумнее было обождать. Но мне свербело.

Судейский со сборщиками налогов заявится дня через три после Дня пришествия Моуи. Или через три недели — с равной степенью вероятности. Я же должен ровно сидеть на двух булках в ожидании их, потому что, показав приходно-расходные книги, слово «бухгалтерия» ещё не прижилось, я заявлю сумму дохода. Потом должен буду подтвердить на Камне Правды, что не утаил ни единого медяка, всё честно. Судебная магия заменяет и детектор лжи, и аудиторскую проверку.

Не дай Моуи, меня не окажется, сборщик сам посчитает: и площадь земель, и численность хрымов, и головы скота, и сумму дохода. Потом округлит в верхнюю сторону. Раза в два-три округлит, так обычно и происходит, как уверяют соседи. Поэтому фиксала ждут, приварив задницу к креслу.

И что, мне до января ждать? Тесть будет лелеять обиду и ненависть. Мюи продолжит расстраиваться из-за ссоры с ним. А с подземным богом никаких подвижек. Это не по мне. Ни разу.

Выигранные дни из-за «любезности» Тенгруна, сдувшего мощным ветром песок с мёртвых кочевников, успею использовать. Оттого рванул в ночь.

К утру заснул в седле. Биб меня растормошил, иначе сверзился бы под копыта кхара. Дальше старался держаться ровно.

Перед Коруном слез с тяжело вздыхающего быка. В морозном воздухе пар из его ноздрей вылил как выхлоп из УАЗ-Патриота. Вёз он, устали оба.

Я пробежался вокруг нашего отряда. Помахал руками-ногами. На какое-то время вернул себе бодрость. Вперёд!

Ворота нам, естественно, не открыли. Над частоколом маячили воины Клая, приветливые как горгульи Нотр-Дама. Пущенная арбалетная стрела воткнулась перед копытами моего кхара.

Куда уж доходчивее!

Покинув седло, я сделал несколько шагов вперёд и остановился, чтоб не получить следующую в лобешник.

— Зовите брента Клая!

Меня послали в задницу пырха. Обидно, но не страшно. Я подготовился. В смысле — слова приготовил, а не дорогу к пырху.

— У Клая передо мной долг крови. Я спас его в бою с сыном бывшего глея Кираха. И защитил Корун, когда пришёл сам глей. Я взываю к долгу крови! Пусть Клай выйдет ко мне. Иначе позор падёт на его голову.

Арбалеты качнулись и пропали из поля зрения. Если кто-то теперь пальнёт в меня, то Клай окажется не выполнившим долг крови по вине стрелка. А нарушение долга крови — конец всему. Клай перестанет считаться благородным, лишится права владеть брентством, нанимать воинов. Короче, превратится в хрыма-изгоя, хоть и клыкастого. И всего лишь из нежелания согласиться на разговор? Тесть не таков. И уж точно не просит арбалетчика, пустившего стрелу.

Ждал четверть часа. Загрохотал засов, скрипнула створка. Брент вышел. Очень некстати за ним увязалась Настя.

— Зачем пришёл?

— Ты оскорбил меня, тесть. Назвал меня и мою мать колдунами.

— Вы колдуны и есть!

Кипит. Упорствует. Не может терять лицо. А глаза бегают.

— Не слушай его, дорогой…

— Настя, ещё слово — забудешь как в детсад ходила. Коль пришла — не встревай между мужчинами. Клай сам за себя решит.

Он набрал полную грудь воздуха, аж доспехи на груди поднялись. На разговор с зятем он вышел как на битву с огнедышащим драконом. Знает же, что могу в любой миг могу пристрелить, и панцирь не спасёт, так нет. Наверно, рисуется перед присными. Тем не менее, накачав полные лёгкие, он так и не придумал на что воздух истратить — на защиту супруги, поставленной на место, или на препирательства. Буркнул:

— Так что ты хочешь?

— Объяснить. Ты в Моуи веришь? В его чудодейственную силу?

— Конечно…

— Но не считаешь Моуи колдуном?

— Ты, чужеземец, ещё и наших богов унижаешь?!

— Как раз унижаешь их ты. Верун — младший бог, его божественная мощь меньше, чем у Моуи, но того же типа. Верун оказал мне честь, подарил частичку себя, и эта частичка обладает крохой его силы. Божественной, а не колдовской, слышишь?

Я поднял руку ладонью вверх. Уже начало смеркаться. Тем не менее, Биб проявился довольно явственно. У Клая расширились глаза, Настя просто спряталась за его спину.