Когда приготовления закончились, я вошёл в шатёр и скинул доху. Она у меня просторная, из волчьего меха. Остался в куртке и тёплых шароварах, на ногах — унты, здесь пока непривычные.
Дюлька быстро накинул скатерть на привезённую с собой столешницу, выложил поднос с гретыми на костре чебуреками или, как он выговаривал, «чебурьеками». Мама клала в них не баранину, как принято, а мелко нарубленную свинину, добавляла множество специй, поливала мясо бульоном и оборачивала в лепёшки, испечённые по очень особенному рецепту. Всё это прожаривала. Конечно, вкуснее всего — сразу со сковороды, горячие. Но и так здорово, когда я — застывший от холода в зимней степи, впился зубами в замороженный, а теперь разогретый чебурек. Вдобавок — густо политый острым чесночным соусом. М-м-м как вкусно… Сок из чебурека брызнул и аж по щекам потёк. Жизнь удалась!
У Дюльки — тоже.
А среди ночи меня разбудил Биб.
— Хозяин! Тенгрун пришёл.
Вот же, твою мать… Если, конечно, у здешних богов случаются богоматери. И как они воспитывают в богодетях вежливость? Хамы! Сами не спят, смертным не дают…
Набросив доху, выбрался наружу. Под ногами скрипнул ледок.
Монстроподобная фигура степного Халка расположилась между кхаров, абсолютно их не побеспокоив. Только Бобик, что-то заподозрив, тихо зарычал. Хламида, окутавшая ночного гостя с ног до головы, скрыла любые детали, включая конечности. Вдруг у него ниже пояса нет ног и мужских причиндалов, а только синяя спиралька? Ну, как на изображениях диснеевских джиннов…
— Биб! Я один его вижу?
— Да. Только мы. Можешь говорить с ним мысленно. Передам, хозяин.
Как начинать разговор с богом? Да святится имя Твоё? Да придёт царствие Твоё? Извини, Тенгрун. Ты рылом не вышел… Поэтому я просто спросил:
— Чебурека хочешь?
— А давай!
— Чуть позже, разогрею. Вкуснее будет. С чём пожаловал?
— Ветер снёс землю. Всё открылось. Близко другой степной клан. Спеши! Иначе не соберёшь серебро, чтоб отрыть каналы в пустыне. Но это — не моя забота. Обещал — исполни.
Вот же мли-ин… Да, обещал. Форс-мажор? Бог его проигнорирует. Значит, выспаться — не судьба.
— Прости, боже, чебуреки съешь холодными. Поспешаю.
Я отсыпал ему половину собранной мамой ссобойки. Во всяком случае, копать не придётся, поход закончится быстрее. Значит — экономить продукты не обязательно.
Поднял Нирага пинками. Он вскочил. Думал — нападение. Потом взбодрился духом, узнав, что, по крайней мере, не придётся раскапывать могильный холм.
Я начал вести себя подобно средневековому деспоту. Что говорить, им и являюсь. Вскочив на Бурёнку, скакал по лагерю и стегал недостаточно расторопных хрымов, чтоб быстрее его сворачивали — в темноте, в свете одних лишь углей от догоравших костров.
— Бог дал знак! — вопил я. — Промедление смертельно!
Особо не соврал. Если не успеем закончить мародёрство и смыться, набегут конкуренты. Много.
Погнали во весь опор… Ну как, «погнали». Повозка, запряжённая быками, даже на полном газу развивает в лучшем случае скорость быстро идущего пешехода. К полудню Бурёнка едва не споткнулась о тело сородича — такого же каросского кхара с длинной лосиной мордой.
Хорошо, что зима и мороз. Случись такое летом — мы нашли бы место гибели не с помощью Биба, принимающего непонятные сигналы от Тенгруна, а чисто по запаху. По вони. Разнеслась бы она на день пути. Бобик намного раньше учуял бы.
Всё равно — тягостно. А ещё стало ясно, почему степной божок не станет уничтожать всех погонщиков кхаров, засыпая их землёй. Даже сейчас, в рассветных сумерках, было видно, как Тенгрун изуродовал почву, поднимая тонны грунта на головы короля-вождя и его гвардии. Эколог хренов… Вот кого надо звать Пустынным Лисом.
А может, оскорбление со стороны покойника было таким, что «не могу поступиться принципами»?
Я обернулся. Чем ближе мы подъезжали к центру скопления тел, тем больше вытягивались лица воинов. К смерти здесь отношение философское. Снимать с трупов ценные вещи — не то, что грибы в лесу собирать, но и не особо весело.
Хрымы кинулись шмонать мертвых… Конников? Кхарников? Короче, наездников. Оружие, утварь в седельных мешках и во вьюках, бурдюки с вином, одёжа покойников, упряжь — всё представляло ценность для сельского пролетариата.
— Нираг! Застрянем на неделю. Сначала — походная касса вождя, да и барахло у него может быть серебряное. Тащи хрымов туда!
Я указал вперёд, где кружили чёрные птицы. Там же виднелись телеги и повозки богаче. Даже бинокль не требовался, очевидно — наша цель близко.
Самого главного кочевника, обозлившего Тенгруна, можно было признать только по роскошному меховому халату с серебряной вышивкой. За несколько прошедших часов, как ветер убрал наносы, птицы полностью расклевали лицо. Череп зиял пустыми глазницами. Стервятники не улетали далеко. Окружили. Здоровые как аисты или даже больше, в родном мире никогда подобных не видел. Сели дугой и принялись терпеливо ждать, время от времени издавая клёкот. Им не нужно серебро, нам не нужно мясо падали. Идеальное сочетание интересов…