Мир и война

– Ему только слезть с повозки и быстренько вернуться к опушке. Ничего такого. Кузьма сказал, что минуту подождет. За целую минуту, шестьдесят секунд, можно далеко уйти. Я попробовала: на пятьдесят саженей. Это ведь хватит, да? И еще Митя обещал, что под конец припустит со всех ног. Он быстро бегает. Всё ведь будет хорошо, да?

– Да.

– Ой! А вдруг его кто-нибудь окликнет, остановит? – хваталась за сердце внучка.

В конце концов Полина Афанасьевна на нее рявкнула:

– Замолчи! Ты дворянка, ты должна мужикам пример давать! А ты своим дрожанием их тоже в дрожь вгоняешь! Они на тебя смотрят!

Сашенька умолкла, и Катина стала себя корить за резкость. Но перед поляной, где амбар, про постороннее думать перестала.

Французы давно не спали, а может, вовсе не ложились.

Обоз из ста с лишним фургонов стоял в несколько рядов, снаряженный, и первые повозки уже тронулись. Майор Бошан сидел на коне, распоряжался кому за кем ехать. Длилось это долго, не менее часа. Наконец хвост длинного-предлинного, на добрую версту поезда втянулся в лес, и тогда снялся с места полуэскадрон, растянулся всадник за всадником.

На вырубке будто посветлело. Еще и солнце взошло, озарило вялым раннеоктябрьским сиянием серую громадину склада, вытоптанную траву, пеньки, французские брезентовые палатки, заиграло на составленных ружьях, на медных пуговицах мундиров.

– Покуда ждем, – сказал прапорщику Кузьма, спокойно жуя соломинку. – Часок или около того. Когда солнце вон туда дойдет, сядем да покатим.

Телега с порохом стояла поодаль, среди деревьев. Крестьяне лежали вдоль опушки, спрятавшись за стволами. До лагеря было шагов триста, но обломки могли долететь и сюда.

– Кашу варят, – потянул Кузьма воздух носом. – А сожрать не успеют.

И рассмеялся. Все-таки он странный был, Лихов.

Шикнул на мужиков:

– Тихо там! Не болтать! Утром по полю далёко слышно!

Митя Ларцев нарядился в сержантов мундир, который был ему велик, и недовольно разглядывал себя в маленькое складное зеркальце. Кивер съезжал ему на лоб.

– Пора, – сказала Полина Афанасьевна, то и дело поглядывавшая на часы. – Голова обоза уже должна быть за Козлиным оврагом.

– Ага.

Без прощаний, без мешканий Кузьма пошел к лошадям, вывел их через лес к дороге. Ларцев шагал рядом, всё оглядывался на Сашеньку. Споткнулся. Ох, нескладный, подумала Катина. Не упал бы, когда надо будет улепетывать.

Вот повозка неторопливо выкатилась на поляну. Оба сидели на облучке. Лихов правил, Митенька придерживал кивер.

Въехали в лагерь.

Никто их не останавливал, ни о чем не спрашивал. Нет, подошел какой-то долговязый. О чем-то они с Митей перемолвились, но фургон не остановился, достиг самой середины расположения и встал там, близ колодца и конского водопоя.

– Приготовьтесь. Из-за деревьев не высовывайтесь. Уши заткните. Приготовьтесь. Из-за деревьев не высовывайтесь. Уши заткните, – говорила Полина Афанасьевна, идя мимо лежащих мужиков. Тех, кто робок и может от грохота перетрусить, она собрала в одном месте. Там и сама осталась. Еще палку подобрала – по загривкам лупить, коли понадобится.

Ларцев спрыгнул наземь. Что-то сказал Кузьме. Тот махнул: ступай, мол, ступай. Митенька отдал ему честь. Зачем?! Увидят другие – покажется подозрительно.

Пошел наконец, но недостаточно быстро, будто неохотно. И всё оборачивается, дурак! Кузьма еще раз махнул ему, уже сердито. Тогда прапорщик ускорил шаг.

– Быстрей, быстрей! Ну пожалуйста! – шептала Саша. – Беги уже! Беги!

Словно услышав, Митя перешел на бег. Кажется, солдаты провожали его взглядами. Может, что-то и спрашивали, отсюда не услышишь.

Кузьма залез под полотняный полог фургона. Зажигает!

– Митя, быстрей! – закричала Сашенька.

Ларцев добежал до угла амбара, завернул. Слава богу!

Э, а Лихов-то куда бежит?! Мельник выпрыгнул, огромными прыжками понесся прочь от повозки, нырнул меж палаток. Да разве до счета десять далеко убежишь?

– Спрятаться! Уши заткнуть! – что было мочи крикнула Катина и сама плотно прижала обе ладони.

Грохот она услышала будто через толстую стену. Увидела яркую вспышку, не очень большую. Потом еще одну, громадную. Качнулась земля, вся середина поляны вздыбилась серой тучей. Полетели куски, обломки, комья земли. Выше всего взлетело, бешено крутясь, тележное колесо. Всю вырубку заволокло дымом. Не столь далеко, в полусотне шагов, на землю бухнулась оторванная конская башка, подскочила, перевернулась.

– Вперед! Вперед! – заорала помещица, не слыша собственного голоса. Все же, несмотря на ладони, подоглохла. – Скорее!

Одни мужики уже сорвались, другие копошились, и этих Катина с размаху колошматила палкой. Терять времени было нельзя. Солдат, если кто уцелел, надо было брать, пока они в ошеломлении.

Полина Афанасьевна вбежала в дымное облако. Сначала было почти ничего не разглядеть, и она пригибалась, чтобы видеть землю. Но скоро чад проредился, в нем проступили очертания предметов.

Слева и справа помещицу обгоняли крестьяне. Лица у них были дикие, зубы оскалены. Многие бессловесно вопили.

– Ребята, ко мне! Я здесь! – донесся спереди звонкий голос.

– Митенька! Митенька!