Мир и война

Потом Женкин начал дарить привезенные из плаваний подарки, никого не обошел. Отец Мирокль получил перламутровое распятье – правда, католическое, но моряк в подобных нюансах не разбирался, ему все исповедания кроме родного англиканского были едины. Попадье достался чудесный черепаховый гребень. Ради такого случая Виринея спустила на плечи платок, явив всем свои прекрасные черные волосы, но тут же снова покрыла голову. Платон Иванович обрел серебряные часы на цепочке и, хоть теперь носил в кармане золотые, все равно умилился и прослезился. Своей любимице Александре путешественник привез набор хирургических инструментов – откуда ему было знать, что дева поглупела и больше обрадовалась бы черепаховому гребню. Медный ящичек открыла Виринея, стала с интересом перебирать ножички, хитрые крючки, пилки. Пока Фома Фомич доставал из вояжного сака следующий дар, произошел обмен: лекарский прибор перешел к попадье, гребень – к барышне, и та немедленно принялась рассматривать себя в зеркальце.

Напоследок оборотясь к хозяйке, британец – в руках у него был какой-то плоский ящик – стал благодарить ее за многие милости и «чертовскую доброту», в особенности поминая некогда подаренный двухствольный пистолет, который при блокаде Гамбурга, «в хреновой оказии», спас женкинскую «старую шкуру». Фома Фомич хотел рассказать про то свое приключение, но при слове «Гамбург» Сашенька отложила зеркальце и спросила, сколь долго добираться от этого города до Москвы и не следует ли тревожиться, ежели некто движется сим маршрутом уже три недели, а всё никак не прибудет.

– Должно быть, задержался в Петербурге, – сказала Полина Афанасьевна, злясь на дурочку, что та променяла научный подарок на безделицу. – Распускает хвост перед тамошними красавицами. Они, чай, без кавалеров соскучились.

Но Сашенька не омрачилась.

– Мой Митя не из породы изменников, – уверенно молвила она.

И разговор повернул в другую сторону. Фома Фомич спросил, настигла ль расплата за измену вражеских пособников – подлого предателя Варраву и капитан-исправника Кляксина.

Оба ушли с французами, и про дьячка ничего известно не было – сгинул. А вот про Кляксина в уезде сказывали, что он вместе с многими неприятелями взят в плен на реке Березине, осужден и сослан за Урал. Полина Афанасьевна высказала предположение, что бывший исправник там не пропадет. «Средние люди» – они везде устроятся. По поводу же пономаря в поповской чете возник спор. Добрый отец Мирокль предположил, что Варрава, пройдя чрез тяжкие испытания, переродился и сейчас, может быть, стал совсем другим человеком. Матушка Виринея, напротив, высказала надежду, что «поганый стручок» сдох где-нибудь в придорожной канаве и его расклевали вороны.

Беседа, впрочем, была благодушной и длилась до лунного восхода, а потом вся компания отправилась прогуляться по прохладе.

Ночь выдалась пресветлая. Наверху сияла почти идеально круглая луна, так что фонарь за ненадобностью погасили.

Шли широким лугом, затем берегом Саввы вверх по течению. Река тихо журчала, мерцала серебряными чешуйками.

Что ж, умиротворенно размышляла Полина Афанасьевна, мне шестьдесят четыре года, поздняя осень жизни – хорошая пора. Урожай уже собран, зимние морозы еще не грянули, время отдыхать, любоваться золотою листвой, греть старые кости у камина. Приедет Митя, сыграем свадьбу. Пусть молодые живут в доме, а себе надо выстроить эрмитажец в глубине сада, не путаться под ногами, не мешать их счастью. Не то съедут в Москву или того дальше, и сиди тут одна…

Впереди уже был слышен плеск воды у плотины, виднелась новая мельня, выстроенная вместо той, которую сожгли французы. Лихов с войны еще не вернулся, на мельнице управлялась Агафья – не хуже, чем при Кузьме, для того ей в помощь были выделены два работника. Горбунья исправно платила аренду, и сама в накладе не оставалась. Недавно построила склад, прикупила лошадей. Муж будет ею доволен.

Идти дальше плотины, на пруд, Катина не захотела. Сейчас было не время приближаться к могиле сына. Дойдя до высоких дубов, Полина Афанасьевна повернула обратно.

После выпитого вина в горле сушило. Она спустилась с берега, присела на корточки, зачерпнула ладонью искристой влаги – и ахнула.

В двух или трех шагах, на мелком месте, белело девичье лицо с печально сомкнутыми очами. Длинные волосы плавно шевелились, колеблемые течением. Видно было и тело, укрытое водой до половины. В нижней своей части оно изогнулось, как русалочий хвост, будто вовсе лишенное костей.

На вскрик подбежала Сашенька, тоже закричала.

– Туда смотри! – ткнула Катина на небесное светило. – Прошлой ночью было полнолуние!

И обе затрепетали.

Глава XXII Краса до венца, а ум до конца

Потом было еще много шума, метаний и ужасаний. Последние исходили только от мужчин – Платона Ивановича и отца Мирокля. Женщины, все три, сидели на корточках над вытащенной из реки покойницей, в шесть рук ощупывали скользкое тело.

– Девчонка совсем, лет пятнадцать, – говорила попадья. – Не наша.