Мир и война

Вся прежняя дружба раскололась вмиг на мелкие кусочки. Ничего не осталось. Зато у себя в роте Юрий обрел нового друга и помощника, помпотеха Александра Эмильевича Мерсье.

Да, того самого, пожилого, французского происхождения, которого много позднее Юрий изобразил в рассказе «На военной дороге» (в главе 7-й этого повествования) под фамилией Левьер. В том документальном эпизоде никакого Левьера, он же Мерсье, не было в помине. Был другой человек, тоже в летах, и его вовсе не французская фамилия в памяти у Юрия не сохранилась.

Но Мерсье был таким, как описан в том рассказе: небольшого роста, седой, очень подвижный. С печальными умными глазами, обведенными темными полукружьями. Это не было следствием болезни или пристрастия к алкоголю — Александр Эмильевич вообще не пил, но было красиво и необычно. Необычными были и его вежливость, обходительность. Ничуть не подобострастные, не угодливые — наоборот, полные достоинства. Он совершенно одинаково разговаривал с нетрезвым водителем и с командиром полка. (Один только раз я видел его гневным, слышал, как тот неумело матерится, — когда пьяный водитель разбил совсем новую, недавно полученную ротой автомашину «Форд». Я, помнится, тогда сорвался и неумело ударил бедолагу — крепкого, сбитого, как из камня, парня, и рука у меня просто отскочила от его скулы. До сих пор не забыл этого единственного случая рукоприкладства. А Коля Шариков (такая была у него фамилия) сказал потом, что нисколько не обиделся на меня… (Со вспыльчивостью у капитана Хазанова было все в порядке. И остается до сих пор. Недаром в его «боевой характеристике» среди прочих слов-сорняков — «предан», «морально устойчив», «требователен» — было одно на удивление естественное и верное: «вспыльчив».)

Командирами взводов у Юрия в роте служили лейтенанты Борис Черкасов и Гараль. (Имени своего последний не говорил: боюсь, его звали Моисей. Зато Черкасов оказался вовсе не Борис, а Иван. «Борис» ему казалось «красивше».) Оба старше Юрия, но еще вполне молодые, приятные из себя, подтянутые, исполнительные. Ваня, то есть, пардон, Борис любил погулять, когда представлялась возможность. Под гуляньем здесь имеется в виду вполне определенная его ипостась: прелюбодеяние.

Как-то под хутором Михайловским он предложил Юрию «сходить погулять» к хорошим знакомым и уговаривать своего командира не пришлось. С кем именно он там «гулял», Юрий помнил смутно. Кажется, она была ничего из себя; кажется, высокая; кажется, худощавая; кажется, неплохо пела, ну, и это самое…

Но до этого, в тот самый вечер, произошло еще одно событие. Юрия уже совсем поздно вызвал комбат Шехтер. Зачем — Юрий так и не понял, потому что был достаточно пьян, и Шехтер тоже не меньше, если не больше. Комбат стал к чему-то придираться, Юрий резко отвечал — не вполне по уставу; комбат схватился за пистолет, Юрий тоже вытащил свой, под номером ДХ 577… Кто-то их своевременно успокоил — возможно, писарь штаба. После этой стычки оба капитана окончательно перестали разговаривать друг с другом. Распоряжения передавались Юрию, в основном, через помпотеха; а сам он, если была необходимость, докладывал то, что нужно, начальнику штаба батальона Дороняну. Почти как в Баку общались его двоюродные сестры — через кошку.

Вскоре доброхоты сообщили Юрию, что девушка, с которой он на днях «погулял», известна почти всему Михайловскому как недавняя немецкая подстилка и к тому же у нее этот… как его… твердый шанкр. Или мягкий — кто их разберет.

Юрий и не разбирал — одинаково страшно. Не знал он, разумеется, что твердый шанкр появляется в виде язв при заражении сифилисом после тридцати с лишним суток инкубационного периода и что за ним следует воспаление лимфатических узлов, а дальше — еще хуже… И все это делает такая бледная-пребледная извилистая спирохета по имени трепонема. О сифилисе он если и ведал, то больше понаслышке, а потому реальнее и страшнее казался триппер (по-научному гонорея) — заболевших этой штукой было пруд пруди. Они, впрочем, довольно быстро излечивались сульфидином (если тот бывал у медиков), а также всякими другими доморощенными средствами. Во всяком случае парторг их батальона почти уже вылечился.

Приходила на память Юрию и разудалая песенка, которую они распевали еще в школе:

Как английский шкипер

Налетел на три…

Не подумайте плохого —

Три подводных камня.

Второй куплет был уже о другом:

Как у тети Нади

Все девчонки бля…

Не подумайте плохого —

Бляхами торгуют.

И все же настоящего страха Юрий не испытывал. Был почти уверен, что пронесет: так же, как тяжелое ранение, смерть, авария… Что там еще бывает плохого? Арест?.. Тем более, другие доброхоты говорили, что все это болтовня, про девушку, не была она ни с какими немцами и ничем вообще не больна, даже насморка нет. Чтобы убедиться в этом (в чем?), Юрий еще раз встретился с ней в какой-то компании, но ни о какой близости разговора не вел, а она и не настаивала. Была веселая, пела, как и в первый раз, очень хорошо. Насколько помнится, вот этот вальс:

Ночь коротка,

Спят облака,

И лежит у меня на ладони

Незнакомая чья-то рука…