Мир и война

Молодая красивая медсестра принесла стакан с марганцовкой, сказала, как о чем-то самом обыкновенном, чту туда нужно сунуть, на сколько времени и как часто это делать. И Юрий успокоился — здесь он по-настоящему отдохнет от скучных малопонятных лекций, от надоевшей строевой, от неотвязных кроссов на стадионе, от хиханек и хаханек в общежитии, от уроков физкультуры, на которых чувствовал себя ущербным — на турнике едва три раза мог подтянуться, про брусья или кольца вообще говорить нечего. А побороть свою неумелость в спортивных делах было лень, не хотелось. Неинтересно. Даже почти не завидовал ни в школе, ни здесь, в небольшом спортзале Академии, тем, кто так искусно и красиво — как, например, Марк Лихтик, Миша или Борька Чернопятов — выделывают разные штуки на брусьях, кольцах, прыгают через козла, забираются по канату. К счастью, преподаватели физкультуры не очень приставали к неумехам и кулёмам, а все внимание обращали на тех, кто что-то умел и хотел. (Как кому, мне этот принцип вообще по душе. К сожалению, для государства тоталитарного он мало приемлем.)

К тому времени, как Юрий вышел из лазарета с органом вполне здоровым, но, увы, так и не использованным еще по своему основному назначению, до зимней экзаменационной сессии оставались считанные недели. Многие слушатели, особенно такие старательные, как Петя Грибков и Саня Крупенников, уже засели за учебники и конспекты. Юрий тоже порою клал перед собой конспект (чужой) и выписывал из него основные сведения, формулы, решения — проще говоря, делал шпаргалки. Конечно, не одними шпаргалками жив человек, и если, скажем, по истории партии (разные там съезды, программы, победы) они могут полностью заменить мысли, то в таких предметах, как высшая математика, начерталка, физика, только на шпаргалках далеко не уедешь: что-то надо и на месте сообразить… А еще Юрия выручал на экзаменах стиль, манера изложения — то, что наши деды красиво называли элоквенцией — даже если он не вполне твердо понимал то, о чем так красноречиво говорил. Видимо, в таких случаях на него находило особое вдохновение. Впрочем, в просторечии это можно назвать обыкновенным нахальством.

Занимался он своим подпольным малопочетным промыслом — составлением шпаргалок — в тихой немноголюдной читальне Академии, где большую часть времени совершал то, что и подсказывало само название, а именно — читал, причем не учебники и не «первоисточники», а книги и журналы, которые брал в немалом количестве в соседнем коридоре — там помещалась небольшая уютная библиотека. В ней Юрий сразу почувствовал себя, как дома, а с ее «хозяйкой», Светланой Игоревной, у него сложились дружеские отношения, впоследствии несколько перешагнувшие границы дружбы. Светлана жила тогда без мужа, растила сына, которому было лет тринадцать. Серьезные, но безответные чувства к ней в те годы испытывал Ваня Рафартарович из Юриного учебного отделения, тоже заядлый читатель, — высокий, жутко худой, с огромными черными глазами… (Бедный Ваня, ты ими сейчас уже ничего не видишь — даже помпезный скульптурный комплекс на Мамаевом Кургане, недалеко от которого живешь…)

Все же не только к помощи шпаргалок, мастерски составленных (для чего, согласитесь, нужны кое-какие знания) и написанных мелким бисерным почерком, прибегал Юрий; иногда он по-настоящему занимался — за день-два до экзаменов. Терпеливым его партнером и наставником был (спасибо ему!) Марк Лихтик, кого можно, пожалуй, охарактеризовать следующим набором эпитетов, каковому он и по сию пору вполне соответствует (если не считать одного-двух определений, связанных со спортом и возрастом): сдержанный, уравновешенный, стройный, рассудительный, остроумный, добропорядочный, скромный, гимнастического склада, широкий (по натуре), твердый, чтобы не сказать — упрямый (в принципах и заблуждениях), терпеливый.

Марк жил не в общежитии, а у себя дома, на одной из Линий Васильевского Острова. По собственным его словам, пошел он в Академию не по зову сердца, а из-за материального положения семьи: здесь и стипендия намного больше, чем в обычных институтах, и одежду дают. До этого, по тем же причинам, хотел попасть в авиацию, но не прошел медицинскую комиссию: после вращения на специальном стуле склонился не в ту сторону и не под тем градусом. (Юрий тоже проходил эту проверку, когда надумал записаться в парашютный кружок, и тоже «уклон» у него оказался больше, чем требовалось). Что касается выбора именно этой Академии, то просто она размещалась ближе всех остальных к дому Марка, даже на трамвай садиться не надо.

Через год после поступления Марк спешно женился на своей бывшей однокласснице Соне — у той умер отец, и была угроза, что отберут часть квартиры. Так что на танцы в клуб и во Дворец Культуры Кирова он не ходил, участия в «мальчишниках» не принимал. Женский вопрос был ему не интересен…