Мир иной

Ее поддержал Платоша. Он высказался в том духе, что создание мира – это нарицание первоимен. Поставил бог человека и провел перед ним птиц и зверей. И каждой твари земной человек дал имя. Лев стал львом, орел стал орлом. Значащее таким образом стало совпадать с означаемым. С тех пор истинность мира подтверждается истинностью начальных имен.

– Вот так и ты – почувствуй себя Адамом…

Они мне здорово помогли. Кажется, только тогда я стал понимать известную мысль, что свобода – это осознанная необходимость.

В результате возник не аляповатый дворец, который, в сущности, мне был и не нужен, и не шикарная вилла, демонстрирующая своей холеностью тот же мещанский стандарт, возник обычный человеческий дом: три комнаты внизу, две наверху, окна на улицу, уютный внутренний дворик, деревянная лестница с темными лакированными перилами. На крыше я укрепил бронзовый флюгер, а на дверях – небольшую табличку со своим здешним именем.

По-моему, получилось неплохо.

В таком доме можно было прожить всю жизнь.

Он делал человека самим собой.

Даже Алиса, на что уж не любила хвалить, и то сквозь зубы признала:

– Да… Это ты – молодец.

Видимо, что-то во мне проснулось. Внутреннее давление, не скованное условностями Земли, пробудило художественное чутье. С необыкновенной легкостью, которая ранее мне была незнакома, я вдруг начал извлекать форму из хаоса, жизнь – из небытия, нечто – из неисчерпаемого ничто. Причем, не только для самого себя, но также и для других. Без особых усилий я создал контур «Мальчика», который ни Кэпу, ни принцессе Лее почему-то не удавался, и «Мальчик» стал оживать, уже самостоятельно наращивая внутренние детали, затем по просьбе Аля я сделал циферблат для часов, и вдруг через несколько дней, необходимых, по-видимому, для врастания в атмосферу, стрелки их начали передвигаться с мерным постукиванием. Наконец, я помог даже Алисе – сделал тень в галерее, которой она окружила свой дом. Галерея, как выразилась Алиса, сразу же «очнулась и задышала».

Однако вершиной моего здешнего творчества явилась, конечно, Стеклянная ротонда у эльфов. Собственно, сконструировал и поставил ее на всхолмлении сам Альманзор, доверить это священное действие он не мог никому, но вот сделать стекло стеклом, превратить беловатую муть, которой он Ротонду облек, в хрустальную колдовскую прозрачность сумел именно я. И опять-таки, не могу объяснить, как это мне удалось – грани начинали сиять, едва я к ним прикасался.

В общем, я это сделал, и все.

За данный подвиг я был принят в граждане Колонии эльфов, и Альманзор, посоветовавшись со старейшинами, торжественно вручил мне меч с яшмовой рукояткой.

Кто мог тогда знать, что он мне вскорости пригодится.

В общем, месяца через три мне уже трудно было понять, как я раньше обходился без этого. «Мир наверху» поглощал меня целиком – я проводил в нем все время, которое удавалось освободить. Увлекательно было строить собственную вселенную, мироздание, которое принадлежит тебе одному. Ни с чем этого не сравнить. И если бы бог действительно существовал, если бы он хоть чуть-чуть думал о человеке, ввергнутом в земную юдоль, то он обязательно предоставил бы каждому такую возможность, потому что это и есть тот рай, который он когда-то нам обещал.

Я еще не знал, что буду делать, когда закончу свой дом. Может быть, пойду в экспедицию вместе с Кэпом, Чубаккой, принцессой Леей. Узнаю, есть ли границы у пустоты. Увижу дно бездны, внезапно распахнувшейся перед нами. А может быть, попрошусь к Платоше в его Свободную Академию. Пусть возьмет хотя бы слушателем, хотя бы учеником. Я согласен на все. Меня всегда привлекали поиски смысла жизни.

Одно я мог сказать абсолютно точно. Таким, как раньше, я уже никогда не стану. Этот мир меня необратимо преобразил. На Земле я существовал, а здесь я по-настоящему жил.

Я здесь жил, а не существовал.

И я уже ни за что не хотел променять одно на другое.

Каждый, впрочем, объяснял это по-своему. У каждого были собственные причины, чтобы жить не только там, но и здесь. Алису, например, привлекало то, что здесь ей никто ничего не указывает.

Она говорила:

– Это моя жизнь, это моя судьба. Не лезьте ко мне, не тычьте пальцем, не дергайте, не подталкивайте. Я сама решаю, как мне поступить, сама отвечаю за свои поступки.

Аналогичной позиции придерживался и Ковбой Джо. Правда, он рассматривал это в более высоких философских координатах. Он полагал, что у человека есть врожденное право личной свободы, и отчуждение этого права является преступлением против личности. Никто не может ограничивать человека, кроме него самого, он сам должен сказать: вот граница, которую я не буду переступать.

Было здесь что-то от мировоззренческих устоев фронтира. От той смутной эпохи, когда первые американские поселенцы продвигались на Запад. Не зря и одевался Ковбой в той же стилистике: джинсы, клетчатая рубаха, шляпа с загнутыми краями, широкий пояс, кольт в кожаной кобуре. Другое дело, был ли способен этот кольт здесь стрелять, но – вот аргумент, с помощью которого отстаивается свобода.