— Вы еще делаете ту чудную шоколадную содовую с мороженым? — опросил он у человека за стойкой. — С тремя шариками мороженого?
Улыбка продавца вроде бы стала несколько напряженной.
— Как вы сказали?
Мартин смущенно засмеялся.
— Я когда-то проводил в этой аптеке половину всего времени, — объяснил он. — Я здесь рос. И помню, что мы постоянно заказывали одно и то же — содовая, шоколадный сироп и три шарика мороженого. Помню еще, стоило это десять центов.
Человек глядел на него вопросительно, и Мартин внимательно посмотрел ему в лицо.
— Знаете, какая штука, — сказал Мартин, — ваше лицо мне знакомо. Не встречал ли я вас раньше?
Продавец пожал плечами и улыбнулся.
— Самое обычное лицо…
— Давно было все, — сказал Мартин. — Восемнадцать, а то и двадцать лет назад. Вон когда я отсюда уехал, — и он рассмеялся пестрой череде потаенных мыслей, которые быстрой стайкой пронеслись у него в голове. — Хотел бы я, — продолжал он, — чтобы мне дали по доллару за каждый час, который я провел у этой стойки. От приготовительной школы до третьего года в средней. — Он повернулся на табурете, чтобы посмотреть в окно на солнечную, яркую улицу. — И город выглядит так же, как тогда. — Он снова обратился к человечку: — Вы знаете, это в самом деле поразительно. Через двадцать лет выглядеть до такой степени тем же самым…
Человечек в очках тем временем приготовил и подвинул ему мороженое.
— Десять центов.
Мартин сунул было руку в карман, но затем внезапно замер.
— Десять центов? — недоверчиво переспросил он и поднял огромный, до краев наполненный темной жидкостью бокал. — Три шарика?
Продавец засмеялся.
— Так уж мы их делаем, — сказал он.
У Мартина снова вырвался смех.
— Вы так проторгуетесь до последней рубашки. Кто же теперь продает мороженое с содовой за десять центов!
Воцарилось короткое молчание.
— Не продают? — спросил Мартина человечек. — Да откуда вы?
Мартин принялся ложкой топить шарик мороженого.
— Из Нью-Йорка, — сказал он между двумя глотками, — Слушайте-ка, мороженое у вас первый сорт!
Человечек оперся локтями о стойку.
— Как на вкус? — спросил он.
— Замечательно! — Мартин прикончил мороженое и выпил остатки содовой. — Словно я и не уезжал отсюда, — улыбнулся он. — Просто прекрасно. — Он повернулся и обвел взглядом комнату. — Смешно, — сказал он, — сколько воспоминаний связано у человека С каким-нибудь местом! Я всегда считал, что, если я когда-нибудь и вернусь сюда, здесь все переменится.
Аптека тоже смотрела на него. Смотрели стойки, и полки, и плакаты, и лампы. Смотрели электрические вентиляторы. Они смотрели на него, как старые друзья.
— Все так… — задумчиво сказал Мартин, — как если бы я уехал отсюда только вчера. — Он встал с табурета и стоял, вращая сиденье. — Как будто не был здесь всего один вечерок. — Он улыбнулся продавцу. — Я почти уверен, что и мистер Уилсон сидит там, наверху, в кабинетике и посапывает себе после обеда, как он всегда делал прямо до самой смерти.
Он не заметил, что, услышав это, продавец вздрогнул.
— Одна из картин детства, — продолжал Мартин. — Старина Уилсон, спящий наверху в своем большом, удобном кресле. Старина Уилсон — да упокоится душа его в мире…
Он сунул руку в карман, вытащил бумажный доллар и положил его на стойку. Продавец в удивлении воззрился на бумажку.
— Да ведь это доллар!
Мартин улыбнулся и пальцем легонько постучал по бокалу.
— Эта штука… — он оглядел комнату, — и все это, все это дороже доллара.
Он вышел под горячее летнее солнце. Продавец облокотился о стойку, размышляя о посетителе, затем поднял крышку банки с шоколадным сиропом и заглянул внутрь. Снова опустив крышку на место, он обошел стойку, поднялся по лестнице и раз-другой негромко стукнул в дверь.
— Да? — отозвался сонный старческий голос. Продавец приоткрыл дверь на несколько дюймов.
— Мистер Уилсон, — сказал он, обращаясь к седовласому старику, покоившемуся в тяжелом кожаном кресле; один глаз у старика был закрыт, — мистер Уилсон, нам нужно прикупить шоколадного сиропу.
Старик мигнул, кивнул и снова смежил веки.
— Закажу сегодня же. — И тотчас уснул.
Продавец вернулся к стойке. Он взял бокал Мартина Слоуна и принялся его мыть. “Смешной какой парень!” — подумалось ему.
“Проторгуетесь, — говорит, — до последней рубашки, если станете давать за десять центов три шарика”. Все время, пока вытирал бокал, продавец ухмылялся. “Никто, — говорит, — больше не продает сто три шарика за десять центов”. Он пожал плечами и отставил бокал в сторону. Кого только не встретишь! Кого угодно, уж это точно. Но этот парень, этот парень какой-то странный. У этого на лице написано что-то такое… Как бы это сказать… Он выглядел таким… таким счастливым. Сидел себе в темной, захудалой аптеке, а вид у него был счастливый…
В аптеку вошла какая-то женщина с рецептом, и продавец в этот день уже больше не вспоминал про Мартина Слоуна.