Мир как большая симфония. Книга о художнике Чюрлёнисе

… В местном музее восемь залов. Посетив их в первый раз, я был очарован. Во вступительном отделе Мурильо, Беклип. Что же будет дальше?! Но — в других залах картины были уже не столь хороши. В последних — просто отвратительны. Помню, в восьмом отделе мне стало тоскливо, стало обидно, что я уже не увижу картин лучше. Неужели и жизнь похожа на лейпцигский музей, и то, что я уже пережил, неужто и было самыми прекрасными картинами?

Письмо Е. Моравскому от 20 мая 1902 г.

Черты символизма, сочетающегося с отрицанием прозаизма действительности, характерны и для мастеров литературной группы «Молодая Польша» С. Пшибышевского и С. Выспянского — крупнейшего поэта, драматурга и художника тех лет.

⠀⠀ ⠀⠀

Утро. 1903

Ранние работы Чюрлёниса — пастели (эта графическая техника была очень популярной у польских художников). В одной из композиций мы встречаемся с призрачными золотыми дворцами и сиреневыми горами, изумрудными кипарисами и мистическим белым козлом с золотыми рогами («Заколдованный город»). В другой — черное небо над зеленым холмом, багровый диск солнца, череп козла с длиннейшими рогами, а над ним — седобородый старик, весь в белом, простерший руку к небу, кричащий («Утро»). Мир, потерявший чувственную реальность, мир экстатических видений, восходящих к «Острову мертвых» Беклина. Образы как условные знаки, намеки, зыбкие символы голосов подсознательного. Резкие, какие-то пронзительные краски, всплески фиолетовых, ядовито-зеленых, желтых, драматически острые контрасты света и тени. Судорожный, неуверенный рисунок. Все эти черты живут и в цикле «Похороны», героями которого являются гроб, шествие, солнце. Цикл включает семь листов¹³. Он открывается картиной раннего утра в фантастическом городе, обнесенном мощной стеной. На площади с золотыми храмами и дворцами — море голов, а над ними, как жуткое знамя — черное пятно гроба. Умер человек. И все кричит о смерти. Городские ворота — как призрак глазастого чудовища с золотыми рогами и огромными крыльями — разверзлись в крике, и, болтая из стороны в сторону языком, вопит укрепленный на них колокол… Вот черный гроб на плечах скорбных женщин, а багровое солнце заливает мир золотом. Третий лист изображает траурную процессию: длинной вереницей, теряясь на горизонте, люди тянутся к солнцу, этому торжествующему символу жизни, и природа вместе с ними скорбит и тоскует о мертвом; стволы деревьев в отчаянии простирают ветви-руки.

Я выступил впереди шествия, зная, что и другие пойдут за мной…

Мы блуждали по темным лесам, прошли долины и вспаханные нивы. Шествие было длинным, как вечность. Когда мы вывели шествие на берег тихой реки, только тогда его коней, показался из-за темного бора.

— Река! — кричали мы. Те, которые были ближе, повторяли: «Река! Река!» А те, что были в поле, кричали: «Поле! Поле!»

Идущие сзади говорили: «Мы в лесу, и удивительно, что впереди идущие кричат: поле, река, река».

— Мы видим лес, — говорили они и не знали, что находятся в хвосте шествия.

Запись в альбоме.

Но заходит солнце, оставляя в небе кровавые отблески, и только верхушки строгих тополей горят оранжевым светом. Сквозь тьму, над бездной, над лесами идет толпа; теперь сияние исходит от самих людей, — сияние жизни (лист четвертый). Все выше в гору, во тьму, тянется шествие: светятся люди, и кажется, что огромный сверкающий Уж, извиваясь, ищет дорогу к солнцу. Уж, в литовском фольклоре символизирующий мудрость. Следующая композиция — как увеличенный фрагмент предыдущей: скелет с косой смерти. И еще более «крупным планом» — тоскующая женская фигура в опустевшей комнате.

⠀⠀ ⠀⠀

Цикл «Похороны». 1903–1904

⠀⠀ ⠀⠀

_{Похоронная симфония № 1}

_{Похоронная симфония № 2}

_{Похоронная симфония № 3}

_{Похоронная симфония № 4}

_{Похоронная симфония № 5}

_{Похоронная симфония № 6}

_{Похоронная симфония № 7}