Мир как большая симфония

Он должен был хорошо знать творчество петербургского мастера: именно в этом году Добужинский устраивал в Вильнюсе выставку своих произведений. Теперь Чюрлёнис показывал Добужинскому «Морскую сонату» и «Сонату Ужа», «Знаки зодиака» и «Сказки», «Прелюд» и «Фугу», «Фантазию»… Он не переоценивал себя, не строил никаких радужных иллюзий. Чувствовал себя учеником, пришедшим к метру. Но Добужинский отнесся к картинам одобрительно. Его привлекали своеобразие дарования, самобытность и оригинальность. «Было очевидно, — вспоминал он позднее. — что искусство Чюрлёниса наполнено литовскими народными мотивами. Но его фантазия, все то, что скрывалось за его музыкальными «программами», умение заглянуть в бесконечность пространства, в глубь веков делали Чюрлёниса художником чрезвычайно широким и глубоким, далеко шагнувшим за узкий круг национального искусства».

… Я был у Добужинского еще раз. Понравился он мне еще больше. Выставки здесь будут приличные: «Союз» и «Венок». Обещают в свое время познакомить меня и втянуть в жизнь этой художественной аристократии. Но пока нет ничего верного, ничего, чем бы я мог обрадовать тебя, такую одинокую там, как и я здесь, в этой двухмиллионной каше. Никогда мне еще не были столь чужды люди…

Сегодня Добужинский был у меня. Жаль, что ты не видела, как он восторгался. Ведь он человек довольно-таки сдержанный, а тут, разглядывая картины, совсем растаял. Больше всего ему понравилась начатая последняя соната, из «Моря» — первая и последняя части, «Соната Ужа», прелюд и фуга, а из «Зодиака» — «Водолей», «Рыбы», «Близнецы», «Дева». Ну и «Фантазия», особенно последняя часть. Он сказал: «Главное, что совсем оригинально, черт знает, всё из себя». Задержался он довольно долго, и мы очень приятно провели время.

Письмо С. Кимантайте от 17 октября 1908 г. Петербург

Добужинский знакомит с творчеством Чюрлёниса своих друзей — А. Бенуа, Бакста, Сомова, Лансере. Изумленные искренностью картин молодого литовца, глубокой духовностью произведений, они ясно видят его «промахи» в вопросах техники. Видят, по считают их вовсе не недостатками, а скорее «незнакомыми ценностями». Детская наивность в рисунке («рисовать, как дети», — говорил Гоген), непосредственность и вольное обращение с традиционными законами живописи не отпугивают, я, напротив, привлекают их. Так некогда смотрели импрессионисты на Анри Руссо. С интересом относится к его творчеству Н. К. Рерих, бывавший в Литве, работавший там и проводивший археологические раскопки. У Добужинского знакомится с ним и А. П. Остроумова-Лебедева: «Он был среднего роста, молодой, худенький, с пушистыми светлыми волосами и голубыми глазами. Производил он впечатление болезненного и хрупкого…

Он был чрезвычайно богато и своеобразно одаренный человек»⁴⁶.