Мир хижинам, война дворцам

В переднем ряду колонны арестованных шел человек, такой же изнуренный, в таких же грязных сапогах, но по галифе с красным кантом нем можно было угадать офицера. До пояса он был оголен — только бинты перекрещивали торс от плеча до плеча и на посеревшей от пыли марле запеклись пятно крови. Он пошатывался, и его поддерживали под руки двое товарищей.

— Воды!.. Пить!.. — раздавалось из группы арестованных, но кирасиры в ответ только вытягивали их по спине нагайками.

Это шли семьдесят семь комитетчиков гвардейского полка, во главе с председателем комитета — прапорщиком Дзевалтовским. Их гнали с воинской рампы в Косый капонир — самую страшную военно–дисциплинарную тюрьму, где еще в 1905 году были замучены восставшие киевские саперы — первые солдаты, поднявшиеся в Российской империи за власть Советов!..

Позади восседал на извозчичьей пролетке поручик барон Нольде — не топать же ему, и самом деле пешком, ведь не его гонят на расправу за измену вере, царю и оте… тьфу! ведь не изменник же он революции, а надежнейший в полку боевой офицер.

Митинг приглушенно гудел, наряд нее ближе придвигался к шоссе.

Ротмистр, гарцевавший впереди авангардного полуэскадрона, рявкнул, обернувшись к своим:

— Палаши вон!

Кирасиры авангардного и арьергардного полуэскадрона я обнажили палаши — сверкнули ими на солнце и положили на плечо: они изготовились к рубке, на случай чего…

— Господи! — вдруг вскрикнул Данила, хватая Харитона за руку. — Да это же наш Демьян! Нечипорук! Мой двоюродный…

Поддерживая Дзевалтовского под руку, и вправду среди арестованных ковылял Демьян Нечипорук.

Данила перекинул берданку на руку и загнал в ствол патрон.

Но Боженко был рядом. Он перехватил движение Данилы и крепко сжал его локоть:

— Тихо… Дура!.. Народ же порубают…

Боженко вытер слезу, скатившуюся на усы, и послал в небо такой забористый загиб, какого не слыхивали даже на Печерске…

И ОПЯТЬ ПОРАЖЕНИЕ

1

Федор Королевич все же вынужден был возвратиться на фронт.

Большевизированный комитет 3–го авиапарка только посмеялся над сопроводительными «кондуитными записями»: разве не великолепно это, что хотя членом партии из четверых был только один, — действовали по–большевистки все четверо? Командование авиапарка конечно, не разделяло таких настроений комитета, однако озабочено было выполнением программы подготовки к наступлению: его обязали отправлять на позиции ежедневно по две машины — каждую с пилотом и мотористом. А откуда же взять столько специалистов, если и без того пришлось спешно переквалифицировать мотористов на пилотов, а простых слесарей на мотористов.

Поэтому–то «штрафники» получили приказ немедленно отбыть обратно и принять свои аппараты. Им пришлось сесть, «пассажирами» на два аэроплана, отправлявшиеся сегодня «своим ходом»: прошли уже времена, когда летательные машины доставлялись к линии фронта на железнодорожных платформах. Бипланы «Морис Фарман» с шестицилиндровыми моторами в сто сил располагали запасом горючего на шесть часов при скорости сто шестьдесят километров в час. И старость эта была сейчас очень нужна: наступление вот–вот должно было начаться. Следовало спешить.

Аэропланы поднялись перед полуднем, чтобы взять курс зюйд–зюйд–вест, квадрат 24, почти по прямой на Тарнополь.

Стартовали машины одна за другой, и пилоты решили сделать над городом три круга — приветственные, а быть может, и прощальные: разве знает солдат, вернется ли он из боя живьем? Пилоты договорились, что над Печерском они еще и крыльями покачают — пошлют привет товарищам из авиапарка и девушкам в печерских садах.

Королевич сидел со своим пилотом, поручиком Ростиславом Драгомирецким, на заднем сиденье и смотрел вниз. Вот он под ними, милый Киев, — от широкой синей ленты Днепра на востоке до зеленых полей за темной полосой святошинских лесов на западе.

Аэроплан шел в сотне метров над землей. Ландшафт внизу быстро менял свой вид. Кресты на церковных куполах вдруг вспыхивали под солнечным лучом и мгновенно гасли позади, точно ныряли в сумрак, гнавшийся за машиной среди бела для. Рыжий дым заводов на Подоле клубился только у самых труб, а выше расплывался и повисал пеленой между аэропланом и крышами домов. Тень машины перепрыгивала с крыши на крышу, пересекала улицы и просторы широких площадей.

Внизу копошился людской муравейник.

Когда на втором круге аэроплан пролетел над Софией, стала видно, что вся Софийская площадь запружена народом.

Королевичу было известно, что это за пышный праздник и вообще какие события волнует сегодня Киев.

На площади перед Софией — в завершение второго, вновь созванного войскового съезда — должен был быть обнародован первый «универсал» Центральной рады, только что изданный, вопреки категорическим возражениям Временного правительства.

Этот «универсал» оповещал украинский народ: ввиду того, что Временное правительство отклонило предложения, которые должны были гарантировать подъем национальной жизни, Центральная рада своей властью и по своему почину провозглашает автономию Украины.