Мир колонизаторов и магии

Пират так и не нашёлся, что сказать и, вспомнив о полученном приказе, продолжил, как ни в чём не бывало.

— Ладно, отрыжка Старого Роджера, давай пошевеливайся. Тебя ждёт капитан.

— Он не может идти! — это уже вмешался падре в наш разговор. А вообще, я спокойно общался и с англичанами, и французами, и испанцами, быстро схватывая и запоминая новые слова и разговорную речь. То, что этот мир был с магией, добавляло понимания при общении с окружающими, кем бы они ни были.

То, что я не мог понять, мне переводил падре, и наоборот. Ну, а сам Гасконец довольно сносно знал испанский, так что, разговаривая с ним, я обходился без жестикуляции и задумчивых пауз.

— Не может идти сам, понесём, — тут же ответил пират, — не сможет — поможем, не хочет — заставим, и… Что он хотел сказать дальше, я так никогда и не узнал, пришлось довольствоваться теми изречениями, которые я уже услышал. И я добавил.

— Я не смогу идти! — и пояснил — сил нет!

— Ну, тогда ясно, тогда понесём! — и пират, открыв дверцу деревянной клетки, зашёл внутрь и, подхватив меня за шиворот, понес наверх. Поднимаясь по лестнице из трюма, он вынужденно взвалил меня, давно ничего не евшего, себе на плечо и выволок из трюма на палубу.

Свежий морской воздух и солнечный свет подействовали на меня как слабый наркотик. Голова закружилась, меня поставили было на ноги, но я сразу же упал. Пришлось пирату и дальше нести меня в капитанскую каюту.

Усадив меня на рундук, Жак удалился, оставив один на один с Гасконцем. Тот довольно долго меня разглядывал с несказанным интересом. А потом проговорил.

— Признаться, гачупин, ты меня удивил. В таком тщедушном теле живёт неукротимый дух. Не ожидал я этого от испанца.

Что я мог ответить на это, что я не испанец? И что у меня русская душа. И что бы это изменило? Я чувствовал, что дело уже давно не в том, что я пришелец в чужом теле, а в том, что за плечами этого подростка несколько десятков поколений людей, связанных с морем. Эти люди испокон веков ходили в море, жили там, возвращались и снова уходили в море.

В крови нескольких поколений потомственных мореходов уже плескалась не кровь, а неизвестная мне смесь, основу которой составляла скорее морская сильно йодированная соль, чем эритроциты с лейкоцитами. И чем испанцы хуже французов, голландцев или англичан?

Да ничем! Испания — единственная из них создала империю, а Англия, Республика Соединённых Провинций и Франция до сих пор делили континент, воюя как между собой, так и с другими странами.

Высокоразвитая культура была в Испании, а не в этих странах, и именно выходцы из этих трёх государств составляли подавляющее большинство людей, которые становились пиратами. Разумеется, ничего этого я вслух не сказал. Ни к чему это. Не поймут. Все три страны привыкли умалять чужие достоинства и выпячивать свои, так что говорить об этом было целиком и полностью бесполезно.

— Я хочу есть! — не логично ответил я на слова его удивления моей стойкостью.

— Ты голоден? Тебя не кормили?

— Вы меня вызвали на разговор, но есть я не могу. Мне нужна каша, а не кусок грубой лепёшки, которую принесли ваши люди.

— Ха, может быть, тебе ещё молока налить?

— Я с удовольствием, но мой желудок не в состоянии сейчас переварить кукурузную лепёшку. А вам явно что-то от меня надо, поэтому я и прошу вас. Сначала накормите, а потом спрашивайте, или требуйте, как вам уже будет угодно.

Гасконец помолчал.

— Кто тебя научил так разговаривать, юнец?

— Падре!

— Да, этот может, — согласился со мной Гасконец и добавил, — иногда мне кажется, что я разговариваю не с подростком, а со зрелым юношей. Но ты слабо умеешь пользоваться магией, я бы давно уже это почувствовал, и значит, ты действительно подросток. Любой взрослый на твоём месте уже давно бы смог сбежать с корабля. А ты до сих пор здесь, а ведь у тебя был шанс спастись!

— Это слишком дорого мне будет стоить, — туманно и мрачно ответил я.

Гасконец, резко сощурив глаза, посмотрел мне прямо в лицо, надеясь там что-то увидеть, кроме усталости и безысходности.

— А ты не так прост, либо ты что-то скрываешь. Не хочешь заключать договор со Старым Роджером?

— Не хочу, — не стал я его разубеждать, — не для него моя душа, и вам не советую! — зачем-то предупредил я его.

— Мы давно уже все прокляты, — неожиданно грустно сказал Гасконец.

— Ещё нет, ещё нет, — повторил я два раза своё утверждение и медленно покачал головой, вспомнив при этом капитана Барбоссу из «Пиратов Карибского моря».

— Ты меня пугаешь, малыш! — и Гасконец низко склонился передо мной, приблизив своё лицо прямо к моему. Взгляд его прозрачно-голубых глаз пытался проникнуть в меня, подобно рентгеновским лучам, и просканировать всего, надеясь найти ту информацию, которую я скрываю от него.