Мир, которого не существует (СИ)

Чуть дальше, у стены сидели гномы, оккупировав два длинных стола. С десяток пустых бочонков недвусмысленно указывали на состояние выпивох. Мда… А вот и маги, расселись в углу, стол перед ними ломится от изысканных и не очень яств. Пьют из серебряных кубков, наливая туда рубиновое вино из небольшого глиняного кувшинчика, потемневшего от времени. Двое явно в дым упились, едва языками ворочают. И пытаются что колдануть, вон как на пальцах у них разноцветные огоньки то появляются, то исчезают. Меня от такого зрелища мороз продрал по коже. Бежать, скорее бежать пока они что-нибудь не взорвали… Доделать задуманное знакомым мне раньше пьянчугам, мешал неизвестный старичок, которому эти двое, с заплетающимися языками ревностно что-то доказывали. Тот покладисто с ними соглашался, и между делом потихоньку не давал им натворить дел. Окладистая белая борода, кустистые брови, добродушное выражение лица. Да и глаза как у доброго дядюшки, успокаивают и настраивают на положительный лад. Одет он был в форменный балахон крепостных магов, только посолиднее своего более молодого коллеги. Рядом же был прислоненный к стенке посох. Красивый, коричневого окраса, с массивным набалдашником в форме головы какой-то птички. Глаза инкрустированы парой синих, невзрачных камешков. Искусно вырезанные из дерева встопорщившиеся перья и клюв как настоящие. Мда…

Осмотр с середины лестницы занял не больше полуминуты, затем я заметил замахавшего мне из-за стойки Манфреда. А ушастой что-то не видать. Интересно, куда она заныкалась? Сжав в руке гранату, решительно спускаюсь по скрипучим ступенькам деревянной лестницы (при пожаре полыхать она будет знатно!). Пока я шел к стойке, меня не покидало ощущение какой-то неправильности, что-то здесь не так… Потом как молотом по башке шибануло — а где драка? Сразу стало заметно, что среди гуляк ни одного местного нет, одни участники экспедиций и все. Ну, кроме пары магов и обслуживающего персонала. Даже Эрика с его мордоворотами нет. То-то на меня так уставились эти пьяные хари, с каким-то нездоровым интересом и предвкушением чего-то. Бля-я-я… я попал… Бежать! А, черт поздно! Из-за стола впереди с грохотом поднялся амбал, со свирепой радостью на пьяной морде. Маленькие свинячьи глазки оценивающе пробежались по моей фигуре и уставились на шлем. Ухмыляясь и демонстративно почесывая кулак (здоровенный, с небольшой арбуз, таким быков забивать хорошо) встал на моем пути…

* * *

Десятник Банум Тяжелый Кулак с тоскливыми глазами, что на пьяном лице выглядело как-то несуразно, оглядывал зал. Никого из чужаков, кому можно дать в рожу не видно. Когда они успели сбежать, он так и не заметил. А ведь какие бугаи были — мордатые, суровые. Руки прямо чесались им хари чуток подровнять. Сколько он себя помнил, всегда отличался драчливостью, что в детстве, что сейчас. Что впрочем, играло ему на руку в жизни, молодого верзилу, молотобойца в кузнице отца, заметил один из вербовщиков. Тогда ещё просто Банум, приехав с отцом и двумя братьями на большую ярмарку в Хамлог, и распродав весь товар, пошел с ними же трактир, отмечать удачный торг. В битком набитом трактире кого только не было. Через час, уже захмелевшие и собравшиеся ехать домой, неожиданно для себя оказались втянуты в большую драку. Виноват был Банум — поднимаясь, нечаянно толкнул сидящего за другим столом соседа, который из-за этого пролил свою кружку с пивом. Звероватого вида пьянчуга-лесоруб мигом потребовал извинений с сопляка, а заодно компенсации за пиво самым грубым образом. Банум, считавшийся в деревне первым драчуном, разумеется не стал сдерживаться, и послал его лизать демонам пятки. Слово за слово, мат за мат и пошла потеха. Банум продержался до конца, оставшись последним стоящим на ногах (благо увесистые кулаки и недюжинная сила помогли ему в этом), не считая трактирщика и ещё пары посетителей, умудрившихся остаться в стороне в это вакханалии. Поэтому ворвавшаяся чуть позже стража, которая повязала всех и сочла его (не без помощи трактирщика) и зачинщиком драки. За это обычно следовал крупный штраф или отрабатывай гребцом на галерах. Дальше были казематы тюрьмы, в которой и Банум, уже потерявший всякую надежду на освобождение, и встретил вербовщика. Короче, подписав контракт на десять лет, он вышел оттуда рекрутом Алых Кантонов.