Энди уже не помнит, что делает, как обвивает руки вокруг разгоряченной спины Роя, как барахтается в этом потоке, стараясь не утонуть. Он не чувствовал как слабнет ремень на джинсах, а вместе с ним и его воля. Он не слышал как рычит Маккена, хватая воздух, словно это последний вздох, и нужно сделать его как можно глубже, чтобы после не дышать столько, сколько хватит сил. А тот не останавливается. Растревоженный вулкан, исходящий силой и жаром. И они оба летят в пропасть, бьются о спасительные пружины, не останавливаясь, не замедляясь. Рой повсюду. Энди чувствует его везде. Одновременно. Каждой клеткой. И у него уже нет сил. И сознания тоже нет. Он — суть сплошного желания. Непонятного. Животного. Смешанного с паникой и диким страхом. Маккена знает, что делает. И это спасение. Потому что хотя бы один из двоих безумцев должен это помнить. Энди не помнит. Ничего. Просто не знает, и Рою надо думать за двоих.
Парень потерян. Он не ощущает, где его руки, ноги. Где он сам. Просто глина. Рой мнет, лепит ее, разогретую, податливую. Щелкает крышка любриканта. Слава богам, он на тумбочке. Там, где и всегда. Но Рой вдруг останавливается, чуть отстраняет лицо и смотрит, словно просит о чем-то, стараясь вычитать в глазах Энди ответ. А ответа нет. Его и не может быть. Боль. Рой знает об этом. Наклоняется, целует нежно. Очень. Как только может и шепчет:
— Потерпи. Я постараюсь.
— Рой…
— Знаю. Расслабься. Я постараюсь, — говорит, как сумасшедший. Бессвязно. Отрывисто.
Вторгается. Болезненно. Жестко, срывая с губ мальчишки стон. Парень чувствует его внутри. И он движется. И его много. И он глубоко. Целует с каждым рывком. Глотает стоны. И вновь целует. И вновь движется.
Сознание парня делает кувырок, перемещаясь из головы куда-то в ноги, и не спешит вернуться, запутавшись там. Собирается в жесткий ком и выплескивается рывками, растекаясь по коже. Рой тоже останавливается, замирает. Энди видит, как по виску бежит струйка пота, изламываясь углом на скуле.
Маккена скатывается в сторону, подгребает к себе мальчишку, закапывая в кольце рук. Роя уже нет внутри, но парень все еще ощущает, словно он там, и никуда не делся. Ни слова. Легкий поцелуй на плече. Еще один - на шее сзади, под волосами. Немного саднит промежность, и сознание вертится, никак не может пристроиться поудобнее, словно позабыв, как располагалось до. Сердце колотится в припадке, зверски разгоняя кровь. Ни слова. А Рой все сгребает, словно прячет парня, чтобы никто не нашел. Энди лопаткой ощущает второе сердце... сердце Роя. Оно тоже мается, старается расчистить пространство, словно его поймали в тесный капкан. Он прижимается ладонями к запястьям Маккены, чувствуя, как дрожат пальцы.
Время идет. Может, медленно, может, быстро. Ровное тихое дыхание чуть щекочет подсыхающие на шее волосы. Не спится. По телевизору показывают вестерн. Кто-то в кого-то стреляет. Попадает. Тот валится с лошади, но вскакивает. Значит, не попали. Наверное, Энди проваливается в неглубокий сон, потому что, когда открывает глаза... раскрашенные индейцы уже снимали с кого-то скальпы. Это уже не улицы тауна, а глубокая прерия. И что-то успело произойти с обозом, а тот, которого не убили, уже переоделся и теперь бежит полуголый в гамашах и мокасинах. Энди еще раз провалился в сон, а когда очнулся, индейцев уже не было, а китайские гангстеры требовали вернуть фуру с наркотой. Они хамили друг другу, не выпуская изо рта сигар, и парень вдруг осознал, что никотин в его крови упал до нуля, и это почти смертельно. Он осторожно выбрался из-под рук Роя, а тот даже не шелохнулся. Схватившаяся корка стягивала кожу на животе. Второй раз за день. Очень хочется в душ. И отчего-то горько и досадно. Выключив телевизор, Энди пытается нащупать в темноте одежду. Где она и как оказалась там, он не знает. Не помнит. Ладно. Бесполезно. Все завтра.
Бессонная ночь тянется до бесконечности. Наверное, утра не будет. Его отменили, Энди почти уверен в этом. Хочется кофе, но запах разбудит Роя, так что и кофе не будет. И может продолжать хотеться сколько угодно.
Чай в чашке. Сладкий. Очень. От глотка покалывает губы, словно они обветрились. И внутри до сих пор как-то непонятно, словно вторгаясь, Рой переломал в нем тонкие перегородки. Невидимая птица монотонно долбит в висок. Гей! Гей! Гей! Как Рой. Как Стив. Как Карелль и Дик. И от этого тошнит. Так вот, значит, как он делает это с Шоном? Со всем, что шевелится? Получается - и с ним, потому что он тоже шевелится. Получается. И если Рой - одиночка (как говорит Стив), который никогда не позволит себе любить, значит, он, Энди, именно «то, что шевелится». «Гей! Гей! Гей!» — долбит птица, и уровень никотина не поднимается. Утра тоже нет. Дерьмо!
— Энди? — тихо позвал Рой, тронув парня за плечо.
Парень встрепенулся. Наверное, он не заметил как уснул, свернувшись клубком в углу дивана.
— Ты чего тут?
— Задремал.
— Я не слышал, как ты ушел.
— Ничего.
Рой заглянул ему в глаза, хотя тот старательно отводил взгляд. Как-то очень стыдно.
— Что-то случилось?
— Нет. Нет. Все нормально.