Мы подыскали ему комнату на южной башне, и он попросил вместо ванной палисадник, и начальство согласилось, и тогда он сказал, что мог бы ухаживать за садом, и они тоже были не против, но велели во всем слушаться Билла Сэндса из отдела садоводства. Так мы его устроили. Паскаль Тимбери сжег старую одежду и купил тонну сигарет, и все было прекрасно. Он сходил в парк, поглазел на детвору и на начальство, еще немного поплакал, полюбовался Трубой и закатом, и это тоже было хорошо. Он подружился с одним беженцем по имени Фабиан, с механиком «Трубоукладчика-90» по фамилии Таск (не знаю, что это за фамилия, но все звали его Ларри, и он держал собачку по кличке Дора), выращивающим розы, и с молодой вдовой Арианной. У Арианны были диковинные волосы, густые и упругие, которые она укладывала на манер шлема, от чего всегда походила на бэк-вокалистку 80-х. Ларри Таск с ней заигрывал, а она заигрывала в ответ – очень любезно, как будто ни он, ни она не хотели продолжения, однако из вежливости молчали об этом. Паскаль Тимбери ни с кем не заигрывал; он лишь тихонько улыбался и гладил собаку. Эти трое сидели рядышком и смотрели на горизонт, потом до темноты работали в саду. Однажды они взяли карту и увлеклись географией городов-призраков.
– Тут, – говаривал Паскаль Тимбери, указывая на какое-нибудь пустое поле, – раньше был Оллинчестер. Население 15 000 человек. Легкая промышленность. Производили коробки для пиццы и постельное белье.
Паскаль Тимбери был одержим памятью. Он не хотел, чтобы те люди исчезли без следа. Он желал знать все о местах, которых больше не было. Они с другом садились в какой-нибудь драндулет, ехали вместе с командой в очередной городок и прохаживались там по пустырю на месте бывшей ратуши.
– Здесь был прекрасный образец панельной отделки XIX века. Вот тут висела картина Стенхоупа Форбса, а этот зал славился потолочной мозаикой. Есть даже открытка.
И действительно, на фотографии был изображен какой-нибудь безобразный зал, и Паскаль Тимбери отмечал, что это, вероятно, самый уродливый зал на свете, но ему было все равно. Он просто хотел помнить. Так они гуляли по более не существующему городку, запоминая места, в которых никогда не бывали и которых больше не было. Шаг за шагом. К ним, словно к церковному шествию, постепенно присоединялись другие люди. Таков наш мир, in memoriam.
Никто никогда не видел, чтобы Паскаль Тимбери ел. Мы за все это время не видели ни разу, если не считать той шоколадки, сожранной Паскалем в один присест. Мы уверяли себя, что его ранило во время Овеществления и теперь он не может глотать, или у него сломана челюсть, и пища вываливается. Или он всю жизнь питался чем-то таким, что нормальный человек есть не станет, а перед нами ему стыдно. Вокруг была целая куча людей с целой кучей странных проблем – до Овеществления они казались необычными и даже пугающими, но теперь ими никого не удивишь.
Однажды Ларри Таск потерял свою собачку. Нигде не мог ее найти. Ходил повсюду, звал ее и так и эдак, манил печеньем и кусочком сыра. Бедная тощая псина обожала сыр, даже ту несусветную пакость, что делали на «Трубоукладчике-90». Готовил его Рори Тревин, бывший сыродел, но из чего ему было катать нормальный сыр, когда бизоны спятили, а коровы остались только в воспоминаниях? Когда даже трава может обернуться и закусать тебя маленькими зубастыми пастями?
Итак, Ларри Таск шел по коридору и услышал из комнаты Паскаля Тимбери знакомое тявканье. Решив, что друг случайно запер собачку у себя, Ларри открыл дверь. На кровати лежал Паскаль Тимбери с раздувшимся пузом, из которого доносился собачий лай.
Ларри Таск обезумел. Дело было даже не в собаке, а в этой
Иногда кошмар не отличить от человека.