В жизни не видел ничего менее настоящего. Случайно наступаю на какого-то мертвеца, похожего на муляж: труп № 8, ранение в живот, глаза открыты, вид умиротворенный. Также в наличии: труп № 9, глаза закрыты, поза крестоносца; труп № 10, с повязкой на голове. У первого мертвеца в руке ключи от джипа. Я без труда их выхватываю – он умер только что, возможно, когда я на него наткнулся, и не успел закоченеть. Джип превратит меня в мишень, но и даст возможность передвигаться быстрее. Где же он? Солдат держал ключи в руке, значит, где-то поблизости. Я озираюсь по сторонам. Ага, вижу! Джип стоял возле палатки, когда ее подорвали, и она фактически закрыла собой верх машины. (Наполеон любил спрашивать солдат, везет ли им. Да, mon Emperor[8]
, я везунчик, и позвольте мне им оставаться.) Сажусь в джип и до упора выжимаю педаль газа. Машина урчит, и кажется, вот-вот заглохнет, но потом выстреливает вперед, и мы уезжаем. Я еле подавляю желание погладить ее по железному боку, точно верного коня. Вж-жих. Еду сквозь огонь и по трупам (надеюсь, по трупам). Дважды мне приходится увиливать от потоков пуль, летящих неизвестно откуда. Наконец я добираюсь до места.Джордж Копсен сидит там же, где всегда. У него на лице та же пластиковая улыбка, а в руках служебный пистолет. В нем почти ничего не изменилось, кроме того, что он был жив, а теперь умер. Покончил с собой – аккуратно, разумно и как-то робко, словно бы извиняясь за причиненное беспокойство. Откровенно говоря, никакого беспокойства он не причинил. Генерал еще теплый – как кофе, сваренный час назад, а не как человек, которого можно спасти. От него пахнет перцем. Я перевожу взгляд с него на поле. Карсвилль собрал вокруг себя небольшой отряд солдат, от ужаса готовых поверить в разумность его действий. Они набрасываются на тени, и одному отстреливают две трети лица, а остальные яростно ревут и кидаются на стрелка. Вражеские снайперы не трогают Карсвилля – он ведь существенно облегчает им задачу. Неизвестно, правда, есть ли вообще снайперы: пули летают будто сами по себе, парят в воздухе, как пыльца.
Я смотрю на недавно опустевшую оболочку Джорджа Копсена. Я знаю,
– Да, сэр! – громко, в духе Карсвилля, отвечаю я. – Понял, сэр! Есть, сэр!
Отдав приказ, генерал пошатывается и упирается взглядом в меня: ему прострелили голову. Он больше ничего не говорит, падает на стул и погибает смертью героя. Я беру его пистолет, сажусь обратно в джип и мчусь, как сумасшедший.
Чему нас никогда не учили, о чем никто и никогда не задумывался всерьез, так это о поражении. Мы не допускали мысли, что нас можно победить. На этот случай есть особые учения, которые мы ни разу не повторяли, и эти учения – дерьмо собачье. Для таких действий требуется развитая инфраструктура, бдительные собранные солдаты и дельное руководство. Тот, кто придумал эти учения, готовился побеждать. Плевать на учения. Всем, кого встречаю, я говорю, что генерал Копсен приказал сваливать. Плана отступления нет, всем планам конец. Просто бегите, да поживее. Большинство солдат только безучастно смотрят на меня. Они надеялись на артиллерийское прикрытие и самолеты. Все это теперь есть у врага, хотя я до сих пор не понял, кто он. Останавливаю джип возле палатки центра связи и записываю на пленку объявление: «Общая эвакуация». Больше я ничем помочь не могу. Приказываю им бежать поодиночке или разбиться на группы, искать укрытие и доложить по радиосвязи, если они найдут безопасное место. Приказываю им жить. Включаю объявление на повтор, и динамики разносят его по всей базе. Я еду на поиски Гонзо и Ли.