– Садитесь на коней, скачете до реки, у реки поднимаете вымпел Йорков и скачете дальше. С этой стороны вас считают подлыми перебежчиками, но преследовать уже не могут, с той – приветствуют и пропускают.
Смысл сообщения, а также то, как просто и буднично это было сказано, приводят к ошеломляющему эффекту – молодой рыцарь просто замирает с раскрытым ртом. Сэр Эндрю, в свою очередь, тоже замирает – уж больно забавно смотрится этот белокурый медведь с таким вот выражением полнейшего и какого-то детского изумления на лице.
– Но… если…
– Если поймают? Да полно вам! Неужели вы позволите себя поймать?
– Здорово! Это… Нет, ничего не выйдет, – воспрянувший было духом сэр Томас погружается в пучину отчаяния.
– Что на этот раз? – удивляется его собеседник.
– Наши лошади. Они… Они сильно выдохлись, а прорываться, если придется… а ведь наверняка придется…
Представитель Святой Церкви поднимает брови в притворном изумлении и обводит рукой окрестности.
– Вот же лошади, – произносит он, улыбаясь. – Смотрите, сколько!
И снова замирает, любуясь произведенным эффектом.
– Говорю вам, сам представитель Папы просто подошел и благословил!
– На кражу лошадей?
– Э… выходит, что так.
Джон Рэд запускает пятерню в бороду и вздыхает задумчиво. В словах своего воспитанника он не сомневается ни секунды. Лошади – есть. Благословение – есть. Признаться, он и сам рассматривал этот вариант, причем безо всякого благословения. Но – откуда они узнали?!!
Впрочем, в эту эпоху авторитет Святой Церкви весьма высок.
Разумеется, сэр Эндрю Эйнджел понятия не имел ни о королеве торов, ни о гоблинах, ни о прочих проблемах, тяжким грузом лежащих на плечах рыцаря и его воспитанника. Просто, несмотря на показной оптимизм, ему было грустно, его преследовали мысли о бренности сущего, и он тоже просил небо послать ему хоть какой-то знак. И когда этот смешной богатырь выложил свою столь же смешную проблему, он попросту решил совершить христианский поступок. Звучит странно, но, если знать подоплеку, – весьма логично.
Дело в том, что, прекрасно разбираясь в военной тактике и являясь правой рукой отца Уолтера, который за их недолгое знакомство научился доверять рыцарю, почти как самому себе, сэр Эндрю точно знал, чем закончится завтрашнее сражение. У сторонников Алой розы, занявших заведомо проигрышную позицию на поле боя, не успевших выстроить сколько-нибудь значимую систему управления войском и – с учетом совершенно не принятого ими во внимание герцога Норфолкского, чьи действия должны были привести Белую розу к победе… короче, у армии, стоящей на этой стороне ручья, просто не было ни единого шанса. Вот и решил сэр Эндрю: пусть мальчишка живет. Получится у него – прорвется к своей неведомой цели, и, сколь бы смешна она ни была (а какой еще может быть цель в этом возрасте?!), это спасет его от завтрашней бойни. Нет – так и так погибнет. Но хоть шанс будет. Даст Бог.
А вот дальше начинаются детали, благодетелем от папского престола не предусмотренные. Например, если Церковь дала свое благословение, значит ли это, что красть надо самых лучших лошадей? Рыцари – они не только мечом махать умеют, они и по части трофеев специалисты. Впрочем, отведенный Всевышним на сегодня запас неожиданностей был еще не исчерпан.
– Барон! Где сэр Джон?!
– Здесь я, болван! Что стряслось?! А, это ты, Мак-Карти. Ну?
– Ральф Норман. Собственной персоной…
– Где?!!
– Ох… отпустите мою кольчугу! На… ох, ну и хватка у вас! На том берегу ручья, прямо у дороги.
– И табун его… – поощряя собеседника к продолжению, ласково произносит Джон Рэд.
– Так… э… что табун? Там же и табун…
– Зови монаха, – просто говорит сэр Джон, – пусть молится. Благодарственную. И… Томас, перестань улыбаться, что ли? Аж глазам больно.
И правда, то, что недавно, буквально четверть часа назад, казалось сэру Томасу делом сомнительным и едва ли не постыдным, теперь превращается в дело благородное и – ах, знать бы только, как Церковь-то про все это проведала? Вот уж, действительно – всевидящие пастыри!
Церковь, как уже было сказано, ничего такого в виду не имела, что не помешало Джону Рэду в этот вечер вознести в ее адрес немало благодарственных речей.
Примерно в это же время по ту сторону ручья имеет место сцена, удивительно напоминающая разговор барона сэра Джона с Мак-Карти. Просто один в один. Только место Джона Рэда в этой сцене занимает Ральф Норман, а место шотландца – один из самых толковых его людей, Аллен Свансон, доверенное лицо и, по совместительству, прекрасный разведчик и неплохой лучник.
– Значит, говоришь, его отряд? Точно?
Ральф Норман взволнован. Выражается это, в основном, в том, что по бледному, против обыкновения, лицу рыцаря идут красные пятна, однако речь его остается спокойной, а движения – собранными. Барон Ральф ненавидит любые проявления суетливости, пресекая их как в себе, так и в своих людях.
– Глаз у меня острый, – усмехается Аллен. – Видел и его, и воспитанника его, сэра Томаса, и людей многих узнал. Точно. Они.
Рыцарь делает глоток вина и некоторое время сосредоточенно изучает кубок.