Мир Мириона Флауерса

— Не думаю, что меня убьет электрическим током, Уилмот, и, уж во всяком случае это не повредит вашему сердцу. Так или иначе, я не собираюсь до конца дней своих гадать над этой штукой. И мне не хочется испытывать ее одному, когда рядом никого не будет.

Он напялил на голову металлический колпак, очень тяжелый и неудобный. С него свисал провод, и Флауерс не мешкая воткнул его в розетку рядом с креслом.

Шлем слабо заскулил, и Флауерс с истошным криком вскочил на ноги.

Муниципальный Совет действовал так быстро, что едва не задохнулся. Он стащил шлем с головы Мириона, схватил его за плечи и снова усадил в кресло.

— Вы целы? — прохрипел он.

Несколько минут Флауерс дрожал как эпилептик, но потом овладел собой.

— Спасибо, Уилмот. Надеюсь, вы не повредили изобретения доктора Брубекера. — Внезапно он добавил: — Меня словно током ударило! Эта штука причиняет боль!

Он глубоко вздохнул и выпрямился. Из ящика своего стола он достал обычный пузырек с пилюлями и проглотил, не запивая, одну из них.

— Тут кто хочешь закричит, — сказал он, собираясь поставить пузырек на место, но в этот момент заметил, что Муниципальный Совет молча держится за грудь. Флауерс протянул ему пилюлю и вдруг отпрянул, ужасно удивившись. Он заглянул в глаза своему посетителю:

— Я вас все еще слышу.

— Что?

— Я думаю, это сердечный приступ. Возьмите на всякий случай пилюлю, — он закрыл глаза рукой. — Вы подумали, что меня током убило и нельзя ли уменьшить мой последний счет. Счет правильный, Уилмот, я ничего не прибавил.

Широко раскрыв глаза, Флауерс продолжал:

— Мальчишка-газетчик на углу радуется, что надул меня, сдавая сдачу… — он проглотил слюну. — Полицейским в дежурной машине, которая сворачивает с улицы Фултона, не нравится, что у меня есть белые пациенты. Один из них думает навестить девушку, которая приходила сюда. — Он всхлипнул. — Уилмот, это не прекращается.

— Мирион, ложитесь, ради бога.

— Это не прекращается. Это не радио, его нельзя выключить! Любой мозг за несколько миль отсюда стучится в мою голову — я узнаю, что он думает обо мне… обо мне… о нас!

Энсел Брубекер был психологом-клиницистом, а не радиоинженером, он не предназначал свой шлем для длительного пользования и не подумал о переключателях. Хотя аппарат работал всего лишь несколько секунд, этого оказалось достаточно, чтобы изменились пути нескольких нейтронов, открылась одна или две блокированные линии, одна из деталей перегрелась, в результате нагрузка на другую оказалась чрезмерной. Через мгновение шлем вспыхнул. Перегорели пробки, и комната погрузилась в темноту. Почтенный экс-Муниципальный Совет сумел потушить огонь и кинулся к телефону. Ему пришлось кричать, чтобы среди воплей Мириона Флауерса его могли расслышать. В больнице округа Кингс знали имя Флауерса и прибыли через десять минут.

Через несколько недель Флауерс умер в больнице, правда, не окружной, но он не заметил разницы. Почти месяц его пичкали сильными транквилизаторами, пока не пришлось уменьшить дозу. Как только у него появились силы, он умудрился повеситься в своей комнате.

Его похороны были событием в жизни штата. Собралась огромная толпа, многие плакали. Муниципальный Совет был в числе тех, кто бросил горсть земли на крышку бронзового гроба. Но он не плакал.

Никто не поинтересовался остатками сгоревшего аппарата, а Уилмот ничего не рассказывал. «Изобретениям нет числа, — думал он, — и чтение мыслей — это дело белых. Если это вообще чье-либо дело». В мире Мириона Флауерса многие семена прорастали здоровыми, но некоторые зрелые плоды потом становились ядовитыми.

Без сомнения, ни один мозг не выдержал бы непрерывного слушания всех чужих мыслей, имевших отношение к нему. Машина вызывала головокружение, сводила с ума. Человеку, надевшему такой шлем, пришлось бы плохо в любом мире. Но только в мире Мириона Флауерса он мог погибнуть от всеобщей ненависти.