Возможно, слухи о гомосексуальности Боулена и Тейера исходили именно от Буллита. Но если это так, слухи обернулись против их автора. На слушаниях сенатор Тафт заявил, что согласно его сведениям, «все, кто служили в посольстве в Москве в 1933 и 1934 гг., были гомосексуалами, вся миссия». Когда Тафта попросили представить документы, он стал говорить о другом: Буллит, рассказывал он, спрашивал каждого сотрудника, есть ли у него местная московская девушка (мы помним, что Буллит запретил дипломатам приезжать с женами), и если сотрудник отвечал, что у него нет девушки, Буллит якобы просил присмотреть за этим сотрудником [191]. Тафт противоречил самому себе: получалось, что как посол Буллит брал на работу одних гомосексуалов, а потом поощрял их гетеросексуальные связи с русскими девушками.
В этих запутанных, но патриотических аргументах всплыла еще одна фигура: Николас Набоков, кузен писателя и сам известный композитор, а в это время еще и сотрудник «Голоса Америки». Он любил общаться с дипломатами, а впоследствии и сам стал важной фигурой холодной войны. Расследуя связи Боулена, ФБР докладывало о подозрительном трио Тейера, Оффи и Набокова, которые все были как-то близки Боулену. Хотя на деле гомосексуалом был один Оффи, в результате этого расследования всех троих лишили работы и специально позаботились о том, чтобы они больше не работали на госслужбе.
Маккарти был очень недоволен утверждением Боулена послом в Москве; он не меньше Буллита ненавидел Ялтинские соглашения, ответственность за которые теперь возлагал на Боулена. Либерально настроенные наблюдатели были в ужасе от этих дебатов. Артур Шлезингер писал другу: «Мы тут прошли уже фазу Кафки и вступили в фазу Достоевского». Сам Тейер сравнивал сексуальную инквизицию ФБР, через которую ему довелось пройти, «с гестапо или ГПУ». «При Сталине тебя отправляли в Сибирь, при Гитлере в Дахау, при Маккарти отправляют на Майорку, – шутил он. – Ну что ж, это прогресс» [192]. Но либеральные враги маккартизма тоже не дремали. В 1952-м они обратили обвинения в гомосексуализме против самого Маккарти. Старый холостяк, дававший разные основания для подозрений, срочно женился на своей секретарше. В 1954 году администрация Эйзенхаура наконец справилась с сердитым сенатором, организовав утечку информации о связи между двумя его помощниками, которые к тому же оба уклонились от военной службы. Сенатские слушания, разбиравшиеся в этой истории, транслировались по телевидению, и репутация Маккарти была подорвана навсегда.
Глава 14
Холодная война и объединение Европы
В 1943 году Буллит участвовал в выборах на пост мэра его родной Филадельфии от Демократической партии. Дело было безнадежным: соперником был действовавший мэр, республиканцы без перерыва управляли городом с 1884-го, а поддержка Рузвельта не представлялась надежной. Ходили слухи, может и правдивые, что президент сначала одобрил выдвижение Буллита, а потом сказал ответственным товарищам по партии: «Перережьте ему горло». Бывший посол предпринимал и более амбициозные действия. В архиве сохранился подробно разработанный, и от этого немного смешной, план создания Национальной моральной службы, которая занималась бы опросами общественного мнения, а также собирала бы вопросы и пожелания от населения, и на этой научной основе консультировала бы президента по вопросам общественной морали. Проект не подписан, но похоже, Буллит видел себя главой такой службы.
После смерти Рузвельта положение Буллита мало изменилось; его знания и заслуги в международных отношениях так и не были востребованы и признаны. Эйзенхауэр иногда приглашал его на ланч в Белый дом; назначения он так и не получил. В середине 1940-х он возвращается к журналистике и пишет большую серию статей для журнала «Лайф». Закономерным образом она началась с еще одного эссе о «Трагедии Версаля»: ссылаясь на собственный опыт, ветеран военной дипломатии рассказывал читателю, как надо и не надо заканчивать войны. Организация мира – более трудное дело, чем организация войны. Послевоенный период ответствен и короток; если победитель не сумел им воспользоваться, новая война неизбежна. По-прежнему критикуя Вильсона и готовясь к открытой критике Рузвельта, Буллит оставался на позициях анти-изоляционизма, которые тогда считались присущими Демократической партии, и вполне в духе Вильсона выступал против того, что потом назвали политическим реализмом. Международные отношения требуют, чтобы все стороны придерживались некоторого минимума моральных обязательств, поэтому договариваться с диктаторами нельзя: они все равно обманут. В конце больших войн, рассказывал Буллит, наступает период, когда мир готов к переменам, и долг победителя возглавить эти перемены. Действуя во имя мира, победитель обязан опираться на свою силу; именно этого не сумел сделать Вильсон. Мы не можем уйти в отставку из этого мира, формулировал Буллит. Победив в двух войнах, Америка не может умыть руки, как это сделал Понтий Пилат.