Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век

В ноябре 1942-го Рузвельт, однако, попросил его совета по установлению гражданских администраций на территориях, оккупированных американцами. Буллит воспользовался этим шансом, чтобы, далеко выйдя за пределы предложенной темы, рассказать президенту о том, как бы он вел войну и строил послевоенный мир. Самым важным в этой серии писем стало длинное послание от 29 января, посвященное устройству Восточной Европы и защите ее от советской угрозы. Предвещая холодную войну аргументами и риторикой, это письмо суммировало советский опыт Буллита, применяя его к новым реальностям мировой войны. Мы все восхищаемся смелостью советских солдат, но Сталин не изменился, объяснял Буллит. Советский Союз продолжает оставаться тоталитарной диктатурой, в которой нет свободы слова и прессы, имитируется свобода религии и господствует всеобщий страх перед секретными службами. Мы находимся в союзе с Советами, писал Буллит, но мы стремимся к демократии в Европе. Если СССР по окончании войны проявит захватнические намерения в Европе, мы будем противостоять им так же, как мы противостоим нацистскому государству. После поражения Германии, предсказывал Буллит, Сталин будет стараться либо аннексировать соседние государства, либо устраивать революции по всей Европе, начиная с самой Германии и кончая Финляндией, Польшей и Балканами. Буллит представил вполне реалистический список из 15 государств, которые подпадут под советское влияние, но особенно он был озабочен судьбой Польши [182]. Пока что, однако, СССР зависел от американской помощи, как когда-то Англия и Франция зависели от помощи вильсоновской Америки. Поэтому надо, не теряя времени, сделать все, чтобы защитить Европу от послевоенной советской агрессии. Буллит предлагал, в частности, рассмотреть с военными экспертами альтернативную зону высадки американских войск в Греции и Турции. Пройдя с боями через Балканы и Румынию, они бы очистили от немцев Венгрию, Австрию, Польшу и вышли к Балтике, установив американский контроль над Центральной и Восточной Европой.

Буллит развертывал в огромном послании Рузвельту свою давнюю и любимую идею, что после поражения Германии, Италии и Японии встанет вопрос о послевоенном устройстве Европы. Надо добиться того, чтобы она стала единым, сильным, интегрированным государством, которое будет принимать участие в судьбах мира наравне с США, Великобританией, СССР и Китаем. Только единая Европа может остановить расползание коммунизма, который после победы над Гитлером станет только сильнее и опаснее, объяснял Буллит. Он еще раз предлагал Рузвельту свой проект объединения Европы, о котором говорил задолго до войны: «Единая демократическая Европа, мирная, но вооруженная, является жизненно важным элементом мира во всем мире». Ссылаясь на неудачный опыт Лиги Наций, он предлагал Рузвельту заняться проектом единой Европы, не откладывая этот проект до конца войны. СССР будет делать все, чтобы помешать проекту единой Европы, а отношение Англии к нему неясно. Именно сейчас, пока союзники во всем зависели от Америки, от них надо было получить договорные обязательства в отношении строительства единой Европы. В общем, Буллит хотел обусловить продолжение американской помощи Сталину и Черчиллю их согласием на строительство единой Европы, которая включит и победителей, и побежденных. В его проекте будущего мира «Европа должна быть организована как демократическое единство, которое займет свое место наряду с Соединенными Штатами, Великобританией, Советским Союзом и Китаем как один из великих гарантов мира» [183].

Президент не ответил на это письмо. Рекомендации Буллита по самому значимому в этот момент вопросу, отношениям с двумя важнейшими союзниками, радикально отличались от его собственных планов. Пообещав Сталину открыть Второй фронт в Европе и откладывая высадку, Рузвельт стремился сохранить боеспособность советских и британских войск с помощью щедрых американских поставок, не обращая внимания на дипломатические трудности. Принимая от американцев поставки по ленд-лизу, которые стоили союзникам огромных жертв, Сталин не позволял американским летчикам использовать дальневосточные аэродромы, ссылаясь на нейтралитет СССР в отношении Японии; более того, американских летчиков, сбитых японцами и спасшихся на советской территории, держали в лагерях. Это было поведением, недостойным союзника, но Рузвельт терпел его, боясь малейшего конфликта со Сталиным.