Для кого как, а для меня несомненно, что Юрий Кузнецов был необходим России в её нынешние страшные времена, а значит, он необходим будущему. Он был наделён редким по проницаемости даром слышать голос крови, и он воплощал в слове этот прикровенный голос родовой памяти с потрясающей выразительностью. Всё это — корневые свойства национального поэта. Надо ли снова напоминать, что в поэзии Кузнецова, как облака в небе, клубятся русские, славянские мифы, в ней живут обновлённой жизнью предания, былины, песни, поговорки — всё наше кровное, изустное, народное, что исподволь и составляет сказку русского лица, отличную от всех других на Земле. И всё это не нарочито (как, видимо, полагают некоторые толкователи), а естественно, умно, живо и свободно. Это же тот самый русский дух в ярком и вольном словесном воплощении…
Одни читатели его поэм о Христе презрительно недоумевают: дескать, зачем было зарифмовывать Евангелие; другие, «православные РАППовцы», нещадно клеймят поэта за кощунственные, по их мнению, искажения канонов; литературоведы пытаются понять, что же это за жанр — то ли поэмы, то ли апокрифы, то ли ещё что-нибудь; — а мне сдаётся, что это, чисто в кузнецовском духе, русский народный миф о Христе, соединяющий в себе и героическую былину, и живое сказание, и святую легенду — и всё пронизано глубокой сыновней любовью ко Спасителю. Тем же, кто считает страшный суд, устроенный поэтом в его преисподней, слишком жестоким и несправедливым по отношению к некоторым личностям (мне тоже что-то не нравится), я попросту скажу: а чем вы можете опровергнуть Кузнецова? Видения ада — из моих кошмаров, — как-то обмолвился он. Вы-то сами, судари, спрошу я противников поэта, небось куда как спокойней по ночам спите, не так ли?.. Вспомните формулу предельно честного Боратынского: «Не напряжённого мечтанья / Огнём услужливым согрет, / Постигнут таинства страданья / Душемутительный поэт. / В борьбе с тяжёлою судьбою / Познал он меру вышних сил, / Сердечных судорог ценою / Он выраженье их купил». Ведь Кузнецов, в аду своём, и себя отнюдь не пощадил. Как никогда не щадил себя в жизни, коли дело касалось поэзии…
…А тому писателю — диагносту народности, мне хочется почему-то привести вот эти строки Кузнецова:
И ещё одно, вроде как мечтание.
Кузнецов, в отличие от Державина и Пушкина, не воздвиг своего «Памятника». Много чего написал, а вот этой традиции не продолжил. Пожалуй, некогда было… Впрочем, как-то обмолвился на эту тему. Правда, больше в сердцах. Случилось это аккурат в день собственного рождения — 11 февраля 2000 года. А дело в том, что, посещая свою родину — Кубань, поразился он, что землячки-то знать его не знают и не желают знать. Даже повитуха не признала! (А, то-то! — возможно, воспрянет тот писатель, что спец по народности, — я, я прав!) Ну, и Поликарпыча по-человечески проняло от такого поведения земляков-кубанцев…
Сгоряча поэт даже разбил оземь бутылку вина. Но… не прошло и строфы, как смирился со своим бесславием:
А я вот, хоть родом отнюдь не с Кубань-реки, поставил бы там памятник Кузнецову даже за одно его стихотворение «Кубанка». Я очень люблю это стихотворение, и более того скажу: оно каждым словом своим, каждым звуком — народное. А потому Юрий Кузнецов, даже если бы у него было бы только одно это стихотворение, — народный поэт.