Мир Мрака 2027

  В следующую секунду, как только ступни Петиных ног смяло под двухцентнеревой массой колеса и раздался хруст ломающихся костей, Пётр резко открыл глаза и уже успел раскрыть рот в немом душераздирающем крике… Однако звука не было, лишь сиплый вздох, после чего его грудную клетку смяло под катившимся вниз исполином. Послышался звук ломающихся рёбер, по длинной простыне разошлись красные пятна, количество стекольных осколков и прочей железной примеси за колесом резко поредело: тело мученика против своей воли вбивало в себя весь этот строительный мусор.

  От увиденного в глазах потемнело, я никогда не видел ничего более жестокого и бесчеловечного. Сотни глоток за моей спиной радостно улюлюкали и кричали.

  Вдруг монах повернулся к нам и шипяще произнёс: “Готовьтесь, скоро ва…”

  Договорить он не успел: в его глотку, злобно рыча и брызгаясь слюной, зубами вцепился Гоша и повалил на землю. Быстро подбежали охранники, люди вдруг резко начали отходить назад и кричать, но больше всех кричал сам монах. Он даже не кричал, он орал во всё горло, захлёбываясь приливающейся кровью, которая уже бежала и сквозь рану на шее.

  Один из охранников саданул Георгия прикладом по голове, и тот отстранился, потеряв сознание. На шее жреца красовалась огромная рваная рана, которую он тщетно пытался закрыть руками, но ярко-багровая кровь шла даже сквозь пальцы, придавая картине некий нереальный характер.

  От визжащего жреца я повернулся в сторону дороги.

  Ноги тряслись, тело колотилось, я надсадно дышал, во рту пересохло, из глотки вырывался жаркий пар.

  На трассе лежало перевёрнутое колесо. И обращено ко мне оно было именно той стороной, на которой красовалось сдавленное, с вылезшими глазными яблоками, переломанными наружу спицами костей, а так же многими органами, вырывающимися из различных частей тела. Лицо было изуродовано до неузнаваемости, изо рта висела небольшая нить гортани, что придавало ещё большей жути. Всё в радиусе метра было в крови, шедшей, казалось, из каждой клетки его изувеченного тела.

  Дальше я смотреть просто не смог, и повалился в небытие, упав на морозную, жидкую от множества ступней, однако уже чуть отвердевшую от холода почву.

***

  Я разомкнул веки.

  В голове стучало, левое полушарие сильно болело.

  Что же только что было?

  Мне казалось, что недавно произошло что-то серьёзное. Но я не мог вспомнить, что… А может это был сон? Да, наверное, я всё увидел во сне, а так как они быстро забываются, я теперь, как ни силюсь, не могу вспомнить произошедшего. Точно… в этот момент я опустил взгляд: подо мной находилась стылая, рвотного цвета земля.

  На душе стало погано.

  Я вспомнил всё. Однако никак не мог поверить.

  Не может быть, чтобы человек скатился до такого. Во всём следует винить его же алчность и жадность, но никак не его ум. Наверное, эти люди просто не хотят поверить в несовершенство людского рода, поэтому перевалили все претензии на порождения гения человеческого разума.

  Я пролежал, пялясь в противолежащую стену примерно полчаса, только после этого я понял, что на этот раз мои руки сковывают не наручники, а верёвка. Попробовал двигать ногами, там тоже была она.

  Чего же это они так? Хотя, точно, там же Гоша на того ублюдка напал, может у них уже время не было нас в браслеты запирать, вот они ещё пару узлов на ногах завязали, и дело с концом… Кстати, а где Гоша.

  Я чуть приподнял голову. Спина сразу же отреагировала моментальной болью. Вздохнув, я лёг обратно и попытался снова. Теперь всё более-менее получилось, мне удалось увидеть сидящего у стены напарника.

  Он был без сознания. На виске красовался немалый ушиб, от него брал начало засохший поток крови, чья клякса расползлась на пол-лица. Пальцы на руках и ногах посинели, у меня, скорее всего, тоже: я не чувствовал отростков ни там, ни там. Краснота на носу и щеках разрослась, чёрные трещины стали больше. Одежда была вся грязная, но на ней преимущественно были разводы от пожухлой, редкой растительности, расшвырянной ветром по полю. Моё же одеяние было полностью в земельной грязи, которая уже засохла и не давала мне двигаться.

  Так я и лежал…

  Да-а, и что же нам теперь делать? Чувство полного безразличия всё больше укутывало меня. Дышать было тяжело, во рту слышался солоноватый привкус крови. Да и дышал я через зубы: пошевелить своими скулами не решался. Мне уже ничего не хотелось, хотелось лишь отдохнуть. Хотелось не чувствовать этого холода, ничего не чувствовать…

  Я уже смерился со смертью и просто закрыл глаза, как вдруг над головой раздалось:

  – Принимайте гостинцы, – этот самонадеянный, почти полностью лишённый всяких чувств голос я узнаю из многих. Антон.

  Я вновь разомкнул веки. Опять. На этот раз сделать это было ещё труднее: ресницы скрепились из-за замерзших на них капель слёз, хотя я вроде и не плакал, а может, только я так думаю…

  Как же надоело просыпаться…

  Рядом со мной шмякнулось два рюкзака, один был мой, другой Гошин.