Мир Мрака 2027

  Выдохнув облачко пара, я поёжился: температура действительно упала где-то до нуля. Вообще это нормальное явление, ну, по крайней мере, в теперешнем мире. Обычно так и происходит: несколько дней плюс, а после резко минус, далее всё вновь повторялось. Только промежутки держания одной и той же температуры всегда отличались: может быть декада, может неделя, а может каких дня три, или вообще один. Никогда не узнаешь наверняка. Ещё немного радует, что она, температура, никогда не падает ниже десяти, по крайней мере пока такого не было, но и выше такого же числа не заходит. Говорят, что это из-за того, что в ходе войны, из-за долгого воздействия на тектонические плиты Земли, она чуть поменяла градус наклона на орбите и отклонилась от неё на пару сантиметров. Поэтому теперь в наших широтах и встречаются периодические песчаные бури (которой уже довольно давно не было, что настораживает), частые перепады температур, немалые волны в небольших речушках (что мы наблюдали, когда проезжали через редкие мосты), и ещё много чего, пока человеку неведомого... Хотя, эта теория пока не доказана, да и не будет таковой ближайшие лет сто, а дальше уже, если человечество выживет, что вряд ли.

  Я посмотрел на завершённость операции: ржавый, окровавленный гвоздь уже почти вышел из ступни, оставалось всего ничего. Я приподнял взгляд и всмотрелся в белёсую суспензию. Ого, там, куда направлен мой взор, должна быть дорога, но сейчас её абсолютно не видно. Даже остова подземного перехода вычленить из тумана не могу.

  – Готово, – сказал Антон, рассматривая немалый, ржавый. С остатками крови и мяса гвоздь. – Сейчас перевяжем и всё.

  Гоша резко выдохнул и, грязными и скрюченными от холода, пальцами – у него перчаток не было – попытался подцепить и достать скомканную тряпку. Руки его сильно тряслись, поэтому получилось это только на раз пятый. Затем он откинул её куда-то за пределы освобождённого от молочной пелены пространства и расслабленно привалился к стене.

  Антон довольно быстро перемотал ногу, предварительно смокнув бинт в спирте, из-за чего Гоша теперь часто подёргивал ногой и цедил что-то сквозь зубы, и после это тоже привалился к бревенчатому строению.

  Теперь всё было кончено, можно было и отдохнуть, хоть я делал это и до данного момента.

  – Может, поедим? – почти не двигая челюстью, предложил Георгий спустя минут десять: ему просто хотелось заглушить глухую боль чем-либо, и сейчас еда была лучшим выходом.

  – Надо бы, да вот только нет у меня, – почему-то отреагировал Антон.

  – А кто тебя спрашивает, есть ли у тебя что, или нет. У меня хватает, да и у Санька должно быть, – медленно и тихо произнёс раненый, после чего отстал от стены и посмотрел на меня интересующимся взглядом. Тут в его поле зрения попала открытая банка тушёнки. Он чуть улыбнулся и сказал: – Ух ты, а наш друг уже трапезничать начал, и никому об этом не сказал. Нехорошо… – снова поднял взгляд на меня. – Ещё есть?

  Я кивнул и, порывшись в полупустом рюкзаке, достал ещё две банки тушёнки и пакет сухарей, которые раньше были хлебом.

  Передал консервы напарникам, развернул пакет и положил у ног Антона, после снова залез в сумку и стал искать воду, которую припас раньше, как Гоша сказал:

  – Не торопись, у меня полазь. Там термос есть, я в него перед отъездом чая налил, теплый ещё должен быть…

  Я расстегнул большой карман его полутюка, поискал металлический цилиндр – нет. Затем развязал карман поменьше: да тут он и оказался. Когда достал его, Антон уже вовсю поедал холодную тушёнку и закусывал еле ломающимися сухарями. Гоша же лениво ковырялся пластмассовой вилкой в мясном холодце, время от времени забрасывая большие слипшиеся куски себе в рот. Решив отложить, ненадолго, чай, я тоже взялся за еду.

  Дно я увидел уже через пару минут. Опустошённую банку кинул во владения тумана, затем посмотрел на место, где только стоял термос, но там его уже не оказалось. Посмотрел вбок. Как и ожидалось: Антон уже разливал горячую жидкость в единственную кружку, которую мы пустили по кругу.

  Вокруг было сыро, зябко и холодно, однако мне было хорошо. Хотя, оставалось некое ощущение, что всё окружающее будто навалилось на мои плечи, и теперь давит, прижимает к земле всем своим немалым весом. Но даже это несильно ухудшало ситуацию. Оставалось только закурить.

  Я полез за сигаретами и посмотрел на чуть выступающую над каким-то разрушенным цехом трубу. Хотя это мало было похоже на трубу, скорее небольшая башня, увеличивающаяся на конце, создавая таким образом площадку. Которая, собственно, меня и заинтересовала: мне показалось, что на ней что-то есть.

  Башенка была недалеко, поэтому и видна, но её конец всё же немного заходил в туман, так что разглядеть что-либо было трудно.

  Я всматривался несколько секунд, пока то, что находилось там, само не посмотрело на меня. Сказать что это было неожиданно – значит, ничего не сказать.