Мир Мрака 2027

  – А, ха, бури, ну, да научились. Даже тут выжить смогли. Эту технологию уже пол-Минска, ха, применяет. Человеку уже просто жизненно необходимо электричество, если он хочет сохранить рассудок. А то станем как те, ха, сектанты, ненавидящие технику, от которых вы сбежали, и тоже с катушек слетим.

  И тут я вспомнил, что Антон обещал рассказать то, что видел там, внутри здания, и, поблагодарив грустного, с неубедительной картинкой улыбки на лице, парня, быстрым шагом направился к нему.

  Нагнал я напарника довольно быстро. Они с Гошей шли прям в центре отряда, когда я, до этого, плёлся чуть позади. Георгий заметно прихрамывал: гвоздь не давал о себе забыть. В его пальцах медленным дымком тлела недавно закуренная сигарета. Антон же, как обычно, шёл молча и спокойно, всё время размеренно вертя головой то влево, то вправо.

  Я позвал его ещё с расстояния в три шага:

  – Эй, Антон, – тот медленно повернулся, за ним подобно поступил Гоша, и ещё два-три человека из отряда: просто так, посмотреть на разрушителя тишины (хотя мелкое шебуршание разговоров, смешков и окружающего звукового фона, здесь слышалось всё время). Я, чуть улыбнувшись, продолжил: – Слушай, ты ведь нам ещё раньше говорил, что, когда момент выдастся, ты всё, что внутри здания видел, расскажешь… Чем не момент?

  Он с некой жалостью взглянул на меня, потом на Гошу, обратно на меня и спокойно спросил:

  – Вы уверены?

  – Ну, – чуть замялся я, – ты вообще-то сам нам обещал…

  Антон поднял взгляд к серому, навеки закрытому небу, шумно выдохнул, и начал рассказ:

  – Ну что ж, уговор дороже денег… – он чуть призадумался. – Честно сказать, я очень благодарен небесам, что мне не пришлось видеть, в отличие от вас, гибель Петра, – внутри меня сжалось, в глаз Гоши я прочёл мимолётное бешенство и горечь. – Однако мне удалось повидать кое-что иное. Когда я посреди ночи пробирался по этому магазину, я заметил одну особенность, нигде не было электронных ламп, только редкие факелы…

  – Конечно только факелы, эти придурки же электронику ненавидят, и все смертные грехи к ней приписывают, – вдруг шумно встрял, даже не обернувшись, один из впереди идущих солдат.

  Антон замолк, затем, уперев тяжёлый взгляд в спину бойца, сказал:

  – Вообще-то, существует такая вещь, как деликатность.

  – Ха, ага, как же, нет уже такой вещи, и причём довольно давно, – хамски ответил впереди идущий, не оборачиваясь.

  – Это у тебя, и таких же, как ты хамов, её нет, – спокойно отреагировал Георгий. – А у людей, которые её соблюдают, она существует. К какому виду относишь себя именно ты, решать тебе же.

  Парень замолчал, так и не повернувшись.

  Антон же в то время, медленно снимая свой взгляд с впереди идущей спины, продолжил:

  – Действительно, у меня возникло такое предположение. Однако из головы никак не выходила ванная комната, там же всё было. Чуть позже я подслушал разговор двух монахов этой секты. Хотя, подслушал – это слишком сильно сказано. Скорее, услышал одну фразу, вывод из которой состоял в том, что “умывальня – это предмет необходимости”, поэтому только там они использовали оставшиеся следы человеческого ума. Таким образом, я подтвердил свою догадку, формулировку которой вы только что слышали, – он ненадолго перевёл взгляд на впереди идущего парня. – Но это было далеко не всё, прежде, чем мне удалось добраться до хранилища, мне пришлось побывать в их “очистительной зале”: комнате, которую они нам сначала выдали за лазарет. Именно туда и повели Петра. Там было два стола, на одном были держатели, второй же был вымазан в крови и рядом с ним лежал поднос, на котором покоились, тоже окровавленные, режущие столовые предметы. Я даже думать не хочу, что они там с ним делали. Чуть изучив её, я понял, что перед казнью мученика не улаживали на второй стол, использовался только первый… – я повернул пытливый взгляд на Антона. Тот сразу всё понял: – Как я об этом догадался? Именно над вторым на стене были выцарапаны слова, которые я вряд ли забуду…

  Напарник чуть призадумался и поднял лицо с закрытыми глазами к верху, после чего, подняв веки, опустил голову и медленно произнёс:

  – Да пусть будет искоренён неверный,

     Разрушено его чрево на несколько сот частей,

     Пусть будет изничтожен он, в нутре праведных.

  Он замолк, давая нам, и окружающим, обдумать услышанное.

  – По этим надписям я предположил, что они… – объяснения не требовалось.

  Вокруг послышался тихий галдёж. Кто-то уточнял у ближнего о правильности своего довода. Некоторые говорили: “Знаем. От ранее сбегавших слышали”. Слышались так же и вопросы бойцов, непонимающих смысла этого изречения. Однако лучше всего я услышал слабый вскрик Гоши, сдавившего от прильнувшей ярости в кулаке свою недокуренную и непотушенную сигарету. Кисть он, конечно же, сразу разжал, но поток скоротечного гнева всё равно успел оставить о себе воспоминания, в виде небольшого ожога на синих пальцах.

  Разминая полуомертвевшие конечности, Георгий зло спросил сквозь зубы:

  – Что-нибудь ещё было?

  Шумно выдохнув, Антон ответил:

  – Да нет, больше ничего этакого. Разве что ещё имя их жреца узнал, – он взглянул на Гошу, – Ермолай.