Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы

Пытаясь доказать тезис о низкой боеспособности синдикалистских формирований, один из лидеров коммунистов Д. Ибаррури писала: «Арагонский фронт оставался неподвижным на протяжении многих месяцев» [394]. Но на протяжении тех же месяцев остальные фронты отступали. Несмотря на отсутствие у анархо-синдикалистов тяжелых вооружений (а без них наступление было невозможным), прочность Арагонского фронта была достаточной, чтобы не отступать. Этот фронт прикрывал промышленную Каталонию и аграрный Арагон, что не только обеспечило экономическую базу республики и надежное прикрытие правительству, но и позволило отправить под Мадрид трехтысячную анархо-синдикалистскую дивизию под командованием Б. Дуррути (через несколько дней после прибытия сюда он погиб). Анархистская милиция сражалась практически на всех фронтах республики. Высокие боевые качества бойцов-синдикалистов вынуждена была признать и сама Ибаррури. Профессиональный военный полковник Х. де ла Бераса так оценивал анархо-синдикалистскую милицию: «С военной точки зрения — это хаос, но это хаос, который работает» [395].

Боеспособность милиции поддерживало также осознание справедливости существовавших в ней отношений. Д. Оруэлл писал о своих впечатлениях от службы в милиции: «Для испанских милиционеров, пока они существовали, существовал и некий микрокосм бесклассового общества. В этом сообществе не было никого, кто действовал бы из-под палки. Когда был недостаток всего, но не было привилегий и чинопочитания, каждый получал, возможно, грубый прообраз того, как будут выглядеть начальные стадии социализма» [396].

Вторым решающим испытанием после июля 1936 г. для милиции стали бои за Мадрид. Падение столицы могло иметь катастрофические военные, моральные и политические последствия для республики. Однако темпы наступления франкистов на Мадрид были столь велики, что падение столицы казалось неизбежным. 6 ноября командующий обороной Мадрида генерал Миаха получил разрешение оставить столицу. Построенная по милиционному принципу республиканская армия, терпевшая неудачи в войне фронтов, в крупном индустриальном центре оказалась непобедимой. Здесь «запускался» тот же механизм восстания, который помог разгромить мятежников в крупных городах в июле 1936 г. Милиция закрепилась на улицах Мадрида и немедленно обросла местными жителями, снабжавшими ее к тому же всем необходимым: «Водители трамваев, сталкиваясь лицом к лицу с противником, превращали вагоны в баррикады, брали винтовки у раненых или убитых солдат, а часто просто кирки и лопаты — любое орудие, которым можно было убивать фашистов. То же самое делали парикмахеры, официанты, служащие. Все!.. Женщины, захватив кофе, коньяк и другие продукты, отправлялись на передовую, чтобы подкрепить ополченцев. Они говорили бойцам самые нежные и самые жестокие слова. Они обнимали храбрых и насмехались над теми, кто колебался… Каждый квартал города возводил свои оборонительные сооружения» [397]. В этот решающий момент в город прибыла дивизия Дуррути и две интернациональные бригады. В итоге франкисты были остановлены.

События в Мадриде подтвердили необходимость сочетания кадровых и милиционных форм военного строительства. В 1936 — первой половине 1937 гг. республиканцы сочетали регулярные и милиционные системы. Все формирования милиции были объявлены регулярными частями и должны были подчиняться общей дисциплине, но по своей внутренней структуре часть из них, особенно в зоне влияния анархистов, сохраняла начала «военной демократии» (выборность командиров, обсуждение с бойцами плана боя, политические дискуссии и др.). Это сочетание не уберегло республиканцев от поражения под Малагой в феврале, но позволило одержать победы под Гвадалахарой и Харамой в марте 1937 г.

Сравнение этого периода войны с последующим, когда «регулярная армия» станет преобладать на фронте республики, показывает, что смешанная форма имела свои преимущества. Борьба шла с переменным успехом, в то время как в 1938 г. наступит период поражений.

Военные разногласия были отражением все более острой социально-политической борьбы в республиканском лагере, принципиальных противоречий по поводу того, как строить новое общество и государство: сверху или снизу.

КПИ выступала за установление режима, подобного тому, который существовал в СССР. Но советский тоталитарный режим выдавался за образец демократии: «вся Испания никогда не забудет братских слов великого Сталина — отца советской демократии, обращенных к испанскому народу», [398]— писала Д. Ибаррури.