Мир на краю пропасти: предвоенные хроники. Документальная реконструкция дипломатической борьбы 1937—1941 гг.

На мои вопросы – почему за последнее время произошел массовый отъезд из Москвы сотрудников германского посольства и их жен? почему усиленно распространяются слухи о близкой войне между СССР и Германией? почему миролюбивое сообщение ТАСС от 13 июня в Германии опубликовано не было? в чем заключается недовольство Германии в отношении СССР, если таковое имеется? – Шуленбург ответил, что все эти вопросы имеют основание, но он на них не в состоянии ответить, так как Берлин его совершенно не информирует по этой теме.

После этого мне осталось лишь выразить сожаление, что посол Германии не может ответить на поставленные перед ним вопросы.

С т а л и н. Сейчас нам уже ясно, что война с Германией начнется в ближайшее время, ведь не случайно же немцы ничего не ответили нам на заявление ТАСС от 13 июня и даже не опубликовали его в своих газетах. Тем не менее пока у нас нет однозначных данных, что нападение немцев произойдет именно завтра, а не несколько позже.

Скажем, не далее как два дня тому назад задержанные немецкие диверсанты показали, что нападение немцев на СССР планируется на первые числа июля. Кроме того, еще совсем недавно многочисленные сообщения всех наших разведок утверждали, что немецкое нападение состоится 15 июня. Однако теперь уже ясно, что это были ошибочные сообщения.

Поэтому дату немецкого нападения мы можем рассматривать только как вероятную, хотя вероятность того, что нападение состоится именно 22—23 июня, достаточно велика, и мы не можем ею пренебречь. Именно поэтому мы должны предупредить приграничные округа о возможном немецком нападении и привести дислоцированные там войска в боевую готовность.

Исходя из того, что нам неизвестна точная дата нападения, мы вынуждены рассматривать два возможных варианта. Первый – нападение произойдет 22—23 июня. Второй – нападение произойдет не ранее начала или даже середины июля 1941 года.

Следовательно, с одной стороны, мы должны предупредить приграничные округа о возможном нападении немцев в течение завтрашнего дня, а с другой – исключить возможность того, чтобы за нападение могла бы быть ошибочно принята очередная фашистская провокация, которые регулярно имеют место на наших границах, – скажем, боестолкновение с группой немецких диверсантов.

Ведь, приняв провокацию за начало нападения Германии на СССР, мы сами приблизим начало войны, причем заранее неизвестно, насколько приблизим – на несколько часов или на несколько недель. А сейчас, для того чтобы привести войска в боевую готовность, завершить уже начатые предмобилизационные мероприятия, а если удастся, то и провести мобилизацию Красной армии, мы крайне заинтересованы, чтобы оттянуть войну хоть на день, хоть на час.

С другой стороны, Гитлеру будет необходимо объяснить немецкому народу, почему, несмотря на договор о ненападении, Германия напала на СССР. Для этой цели фашисты в качестве предлога вполне могут использовать какую-либо провокацию, обвинив при этом нас в агрессивных намерениях и, таким образом, свалив на СССР вину за начало кровопролитной войны.

В этой связи должен отметить, что источник, работающий в посольстве Германии в Москве, который предупредил нас, что война может начаться 22—23 июня, несколькими днями ранее сообщал нам: «Типпельскирх считает, что поводом к войне будет какой-нибудь пограничный конфликт на советско-румынской границе».

Однако, несмотря на эту информацию, в принципе мы не можем исключить и того, что немецкое нападение может начаться вообще без каких-либо провокаций. Поэтому в директиве перед войсками должны специально указать, что немецкое нападение, ВОЗМОЖНО, начнется с провокации. Таким образом, перед войсками одновременно должны быть поставлены сразу две задачи: не поддаваться на провокации и быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

Комментарий автора. Задним числом нам известно, что нападение немцев на СССР 22 июня началось без каких-либо провокаций, и поэтому упоминания о провокациях в директиве сейчас порой вызывают недоумение у некоторой части читателей. Однако это стало очевидным только после свершившегося факта, но в момент принятия ответственного государственного решения было совершенно не очевидно ни для Сталина, ни для командования Красной армией, что и нашло место в тексте директивы.

Г е н е р а л Ж у к о в. Только тут возникает принципиальный вопрос. А кто должен принять решение, с чем мы столкнулись – с провокацией или с немецким нападением на СССР?

С т а л и н. Думаю, что у командующих приграничных военными округами достаточно опыта и квалификации, чтобы отличить провокацию от нападения противника. В крайнем случае свое решение они могут согласовать с Генеральным штабом.

Комментарий автора. Уже в 4 часа 20 минут в своем первом боевом донесении в Генштаб начальник штаба Западного фронта генерал Климовских без какого-либо указания сверху сообщал: «Приказано поднять войска и действовать побоевому».