Мир-на-Оси

Последняя, о ком следует рассказать, раз уж речь зашла об обитателях дома на улице Дзуйхицу 2/21, это Мадлона. Она была единственным приходящим работником в доме Гиньоля. Мадлона работала секретаршей и делопроизводителем. Проще говоря, отвечала на звонки, встречала посетителей, вела деловую переписку, расшифровывала магнитофонные записи, которые делал Гиньоль, следила за архивом и картотекой, обновляла персональный сайт Гиньоля и просматривала периодику, выискивая странные происшествия, которые могли бы привлечь внимание человека, решающего любые проблемы. Мадлона была довольно необычной молодой особой. Впрочем, как и все остальные обитатели дома на Дзуйхицу. Крашеная блондинка с короткой стрижкой, двадцати трех лет, в неизменно круглых очках в тонкой металлической оправе – Мадлона могла бы выглядеть симпатично, если бы только приложила к этому некоторые усилия. Однако собственная внешность, похоже, интересовала ее в последнюю очередь. Что интересовало Мадлону в первую, вторую и третью очередь, не знал никто. Прежде чем принять Мадлону на работу, Гиньоль, как и полагается, навел о ней справки. Девушка была из хорошей, обеспеченной семьи. Ее родители пребывали в добром здравии и вовсе не стремились поскорее выставить дочку за порог родного дома. То, что Мадлона решила найти себе работу, было ее собственной инициативой. Даже несмотря на неброскую внешность, у Мадлоны могло бы быть немало кавалеров. Хороший дом, хорошие родители и хорошее наследство легко могли обеспечить ей хорошего жениха. Но Мадлона замуж не торопилась. Более того, казалось, что замужество вообще не интересует ее. Так же, как и почти все остальное. Родители Мадлоны позаботились о том, чтобы дочь получила хорошее классическое образование. Девушка получила диплом с отличием. Но это не привило ей любви ни к живописи, ни к музыке, ни к театру. Зато она взахлеб читала все книги, какие ей только попадались, начиная с античных философов и заканчивая психосоматическим бредом писателя-таксидермиста Федора Беликина, и смотрела все фильмы, что выходили в прокат или на видео. Гиньоль выяснил, что раз в две недели Мадлона непременно перечитывала «Золотую ветвь» и пересматривала «Мертвеца». Для молодой девушки выбор довольно странный. Но Гиньоля такой вариант устраивал. Еще одной особенностью Мадлоны было то, что из-за невротического склада характера она часто плакала. По любому поводу. А то и вовсе без оного. Она могла расплакаться, если Гиньоль был чем-то недоволен. Или если он делал ей комплимент. Или если, боясь, что она снова заплачет, Гиньоль отводил взгляд в сторону и быстро пробегал мимо. Но при всем при том работу свою Мадлона выполняла безупречно. И за те три года, что она работала у Гиньоля, не пропустила ни одного дня. Гиньоль не отдавал себе в этом отчета, но он настолько привык к кажущейся незаметной помощи Мадлоны, да и просто к самому ее присутствию, что, если бы вдруг девушка решила уйти с работы, он не знал бы, что делать и где искать другую такую же безукоризненную секретаршу.

Вот такая несколько странная в некоторых своих проявлениях компания обитала в доме 2 дробь 21 по улице Дзуйхицу.

Теперь можно вернуться к тому, с чего начали.

Гиньоль вошел в дом, кинул трость в подставку из задней ноги пятирога, громко возвестил о своем прибытии и, не получив ответа, проследовал в гостиную.

На круглом столе, покрытом васильковой скатертью, стоял большой термоподнос с серебристой крышкой. Наклонившись, Гиньоль увидел на крышке свое искаженное лицо. Огромные, страшно вытаращенные глаза, приплюснутый нос, широкие скулы, будто вываливающиеся изо рта губы и оттопыренные уши. Впрочем, отражение его мало интересовало. Видеть свое изуродованное перспективой лицо стало для него привычным с тех пор, как Туанона принялась чистить и полировать все, что только можно. Куда интереснее было узнать, что находится под крышкой. Туанона никогда заранее не говорила, что подаст к столу. Гиньоль даже подозревал, что кулинария Туаноны – это сплошная импровизация на тему имеющихся в наличии продуктов и она сама заранее не знает, что у нее получится. Поэтому, прежде чем поднять крышку с термоподноса, Гиньоль всегда делал паузу, пытаясь угадать, что увидит под ней на этот раз. Почти никогда ему это не удавалось.

Гиньоль медленно протянул руку к крышке и сладострастно улыбнулся. Взгляд он при этом отвел в сторону, чтобы не видеть собственного отражения. Взгляд скользнул по синей скатерти и встретился с самим собой. На него глядел ужасающий, похожий на драконий, глаз, растекшийся по ложке.

Насколько же неопределенна окружающая нас реальность, с затаенным трепетом подумал Гиньоль. Луч света всего лишь немного отклоняется в сторону – и ты превращаешься в монстра! Гиньоль любил немного пофилософствовать перед едой. Он полагал, что хорошие мысли способствуют здоровому пищеварению. И наверное, он был прав.