– Греческое правительство разрешило нам пожить тут. Теперь здесь наш дом. Организовали даже маленькую библиотеку для детей, – сказал мужчина и вновь заулыбался, глядя на играющих с Налой девочек.
Но в следующее мгновение улыбка опять потухла.
– Возможно, нас попросят скоро уйти отсюда. Может, в Турцию, а может, еще куда.
Повисло тягостное молчание. Что я мог сказать?
Наконец мужчина прервал тишину:
– И в Австралию собираешься?
– Австралия? Звучит заманчиво. Однажды я доберусь и туда.
– Я бы хотел в Австралию. Посмотреть на кенгуру, – сказал мужчина и привстал, изображая кенгуру. – Похоже на кенгуру Скиппи? – спросил он и усмехнулся, довольный своей маленькой шуткой.
Я предложил мужчине апельсин.
– Шукран! – поблагодарил он на арабском и улыбнулся, принимая фрукт.
Я взял еще один апельсин, очистил от кожуры и начал есть. Тот албанский апельсин, что я сорвал на обочине, не шел ни в какое сравнение с этим. Этот был слаще сахара.
– Нет, это я должен благодарить вас, – отозвался я. – Кто-то из ваших принес их утром к палатке.
Мужчина кивнул в сторону девочек и посмотрел мне в глаза:
– Благословляя других, ты и сам становишься благословенным.
Не думаю, что разрешать девочкам играть с Налой было особенным добрым делом с моей стороны, но мысль мужчины я уловил, взял на заметку и спорить не стал. Может, даже потому, что сам отчасти верил в это.
Некоторое время мужчина еще посидел, медленно пережевывая апельсин и посматривая за моей работой, но затем поднялся, вскинул указательный палец к небу, кивнул мне и удалился. Наверное, моя возня с велосипедом отвлекала его от размышлений.
Весь день от гостиницы к палатке постоянно курсировали люди. Время от времени я прятался от солнца в палатке: только задумаю немножко отдохнуть, как обязательно заглянет чья-нибудь голова. Кто-то предлагал Нале питье, а кто-то просто интересовался татуированным мужиком со странным шотландским акцентом. Мы с Налой превратились в главный аттракцион лагеря беженцев. Я не возражал. Я рад был поднять людям настроение – особенно взрослым. Конечно, без Налы ничего этого не случилось бы. Без нее никто бы даже не подошел ко мне и не заговорил. Благодаря Нале я жил полной жизнью.
После обеда мы с детьми устроили футбол. Мяч был – без слез не взглянешь: весь потрепанный да еще и сдутый! В Англии такой мяч давно валялся бы уже на свалке, но только не здесь! Дети беженцев были неприхотливы и радовались малому. Когда наигрались в футбол, я порылся в сумках, отыскал фрисби и стал учить детей бросать. Под радостные крики и смех ошалевшая Нала металась между детьми и тоже пыталась ухватить фрисби.
Я влюбился в этих детишек. После обеда я запрыгнул на велосипед, усадил Налу, и мы съездили до ближайшего магазина, где я купил шоколадок и сладостей. Вернувшись, я раздал гостинцы детям. Они вопили и поглощали угощение, будто бы у них всех одновременно случился день рождения. Я не мог нарадоваться, вглядываясь в их счастливые лица. Вряд ли их часто вот так угощают. Если вообще угощают. Беженцы приняли меня как своего. Этим поступком я хоть как-то смог отплатить им за доброту.
Четыре девочки играли с Налой до самого заката. Когда солнце скрылось за огромными горами на севере, появились матери девочек и увели их ужинать. Перед уходом я подарил одной из них фрисби. Поначалу девочка не поняла, но затем широко улыбнулась и приняла подарок. Тем же вечером я загрузил в «Инстаграм» фотографию Налы и девочек. В политике я ничего не смыслил и в споры ввязываться не хотел – поэтому в описании к фотографии я, не мудрствуя лукаво, написал про свой замечательный день в лагере беженцев. Самое главное, я привлек внимание подписчиков к очередной проблеме нашего мира. Вряд ли я мог сделать для них что-то еще. «Если хотя бы один человек призадумался о беженцах – уже хорошо, – решил я. – По крайней мере, я не один!»
Выехал я с рассветом. Мысли о беженцах не шли из головы. Этих людей разобщили, лишили домов и пустили по миру. Но несмотря на это, они с готовностью делились тем немногим, что у них оставалось, – я восхищался ими.
– Все, Нала, отныне мы с тобой просто не имеем права жаловаться на жизнь, – сказал я, вращая педали.
Эта случайная встреча с беженцами заставила меня иначе взглянуть на мир и в корне изменила путешествие на север Греции. Я приехал к друзьям тетки Хелен в тихий городок под названием Неос-Скопос. Как и моя афинская «семья», они устроили мне фантастический прием. Даже сняли маленький домик неподалеку, а затем пригласили на праздничный ужин в честь Пепельной среды, означавшей начало сорокадневного поста. Я угощался хумусом, тарамасалатой и питой, но голодающие беженцы стояли перед глазами. Я убеждал себя, что ничем не могу им помочь, но эти мысли меня преследовали.
Не забыл я о них и когда направлялся в Салоники – второй по величине город Греции. Пару ночей пришлось перекантоваться в палатке: нас опять застиг дождь. Но я уже ни на что не жаловался, мысленно повторяя мантры про страдания беженцев.