Мир ноэмов

Она посмотрела на него в ответ, и несколько минут они просто разглядывали друг друга со смесью любопытства и подозрительности. Никогда еще Разум так себя не вел. Хотя, может быть, и вел. Мир изменился. В ее время ни Ойке, ни Скии тоже быть не могло. Поэтому она и не могла положиться на свой опыт – он принадлежал миру, который более не существовал.

Во всяком случае, незваный гость был одет в доспехи из металла или полимеров – легко узнаваемые, похожие на кирасы exercitus. Она так или иначе имела дело с выходцем из эпантропической сферы. Он был невысок – может быть, метр шестьдесят, – с центром тяжести, расположенным слишком низко, и с нижними конечностями, слишком мощными для человека. Плавтина вспомнила, что и у нее самой на руках по четыре пальца. Неужели в этой сошедшей с ума вселенной все они играют в «найди десять отличий» с анатомией почившего Человека?

Осторожно, показывая, что она совсем не представляет опасности, Плавтина поднялась. Снаружи было еще оружие. Она чуяла где-то двадцать электронных следов на борту. В голове у нее начинал выстраиваться план – разумеется, безнадежный, но все же лучше, чем ничего.

Плавтина сделала шаг вперед, потом другой под невозмутимым взглядом воина в доспехах. Наклонилась, проходя через импровизированную дверь, и оказалась в темноте. Она ощущала положение каждого из нападающих. Вот ее шанс.

Усилием мысли она обратилась к маленьким интегральным схемам. Она заговорила с ними на простом, бинарном и стереотипном языке, который они понимали, проскользнула в их ограниченные директивные центры, отстранив их системы безопасности. Она понятия не имела, как эти инструменты работают, но в этом и не было нужды. Все аппараты заработали с перегрузкой, что вызвало резкий выброс энергии. А может быть, если повезло, и расплавление части внутреннего механизма. В темноте она расслышала удары об пол: существа роняли раскалившееся оружие. Позади нее солдат, державший ее на мушке, испустил рык, не имевший ничего общего с человеческим, и отступил, освобождая ей путь.

Плавтина добилась желаемого эффекта. Она отпрыгнула в сторону и, сделав обманное движение, бросилась бежать. Она не чувствовала никакого движения воздуха. Ослепшая, запертая в темной коробке, в окружении живых, движущихся созданий, природы которых не знала. Нутро снова стиснуло от страха, но на сей раз он принял форму резкого, панического всплеска энергии, и она понеслась со всех ног, спасая свою жизнь.

Что-то шевелилось совсем близко. Множество созданий – теплых, плотных, с влажным дыханием. Она ощущала их присутствие нутром – это очень отличалось от чисто вычислительного восприятия, которое связывало Разумы между собой. Существа передвигались почти беззвучно, только пару раз шаркнув ногами по гладкому полу. Она скользнула вбок, ощутила успокаивающее прикосновение обшивки своей спасательной капсулы и, держась стены, стала быстро продвигаться вперед. Если б только было, чем себя защитить – что угодно, чем можно ударить. Слишком поздно. Так она пробежала еще несколько секунд.

Нападение застигло ее врасплох. Со всех сторон в нее вцепились пальцы: в руки, в плечи, в ноги, в шею сзади, попытались удержать ее на месте решительной хваткой. Она ударила наугад, рванулась, изворачиваясь, как мышь. Сумела высвободить руку, ударила кулаком в темноту, попала по чему-то мягкому и живому. Хотя она и не могла как следует размахнуться, удар подействовал, она услышала, как существо зарычало от боли. Она дернула локтем вбок, ухватила что-то – клок шерсти или густого меха, и еще один нападающий закричал от боли – вернее, заскулил. Жесткая когтистая ладонь легла ей на лицо и бесцеремонно потянула назад – будто ее хотели задушить, но особо не знали, как это делается. Во рту разлился металлический вкус крови.

Ее соперник отступил, перевел дыхание. Потом уверенным, подготовленным, точным жестом он ударил ее в лицо. Плавтина потеряла сознание.

* * *

Уже второй раз кто-то пытался побеспокоить Отона. Он решил проигнорировать наглеца, несмотря на раздражение. Его собственная вселенная, совершенная пифагорова окружность, не терпела волнения.

Здесь порядок спорил с разнообразием в идеальном математическом равновесии. Отону была доступна чистая сущность мира: организованная в систему бесконечность потенциалов, фрактальная структура, распустившаяся и без конца распускающаяся, настолько красивая, что дух захватывало. Вечная. Неподвижная.

Но если какой-то клочок реальности все же проник сюда, это значило, что он еще не потерял всякой связи с внешним миром.

– Отон, вернитесь.