Мир ноэмов

– До какого-то момента наши цели совпадали. Мы были едины, не желая давать варварам ни малейшей передышки. Мы никогда не были в лагере большинства. Однако с нами считались, особенно когда мы действовали сплоченно. И никогда, клянусь Концептом, мы не были врагами.

Он замолчал на секунду, отвернул лицо и устремил взгляд к далекому горизонту. Возможно ли, чтобы такое существо испытывало что-то вроде печали по умершей союзнице? Это казалось парадоксальным. Эмоции и привязанности автоматов были ограниченными, обратно пропорционально их желанию служить Человеку.

– Когда она выбрала изгнание, – продолжил он, все еще глядя на море, – мы находились на пике нашего влияния. Может быть, тогда нам хватило бы протянуть руку, чтобы завладеть троном и поделить его между нами…

Так вот в чем дело. Он оплакивал не столько Плавтину, сколько их бывший союз. Ее это успокоило, но в то же время породило в ней странную печаль. Она воспринимала такое отношение Отона – вразрез с собственной волей, вразрез с холодной этикой Интеллектов – как своеобразное предательство. Интеллекты не имеют плоти, напомнила она себе, лишь временное пристанище для славного разума. Она не могла представить себе связь между Плавтиной и Отоном, воплощенная в эту ограниченную, случайную плоть. Разделенный экстаз, концептуальный оргазм, слияние взглядов на мир, основанное на обмене огромными объемами информации и взаимной подгонкой друг под друга протоколов анализа. Плавтина познала изысканный вкус такого духовного союза. Но это было в предыдущей жизни: теперь у нее не было подобного опыта.

Она взглянула на собственные руки, на тонкую кожу в тонких прожилках хрупких голубоватых – биологических – вен. Что же она выиграла и что потеряла при превращении? Как бы Отон принял ее, будь она резервной копией настоящей Плавтины, той, чья душа была оправлена в металл? Что-то безотчетно напряглось в ее душе: эмоция, которой она никогда не испытывала за всю свою вычислительную жизнь – гнев. Плавтина сама испугалась собственной реакции и потому оборвала Отона язвительным тоном:

– Вы говорите о власти и о политике. Ни то ни другое не соответствует природе ноэмов, какими их задумывали наши создатели.

– Сейчас все сложнее, чем в старые времена.

– Что сложного в подчинении Узам?

Он вздохнул.

– Если Узы связывают нас с чем-то несуществующим – с отсутствием Человека, – то они больше не имеют смысла. Однако, – он улыбнулся, – мне нравится ваша манера смотреть на вещи, поскольку напоминает о другой Плавтине, которую я потерял. Она противилась любым изменениям и была непоколебима, как крепость. Она никогда не допускала и мысли о возможности другого пути или даже о временном компромиссе.

– А какие есть еще варианты? Чего желали ваши враги?

– Избавиться от Уз.

Услышав такое, Плавтина разинула рот, не находя слов от гнева, враз забыв о своих прежних размышлениях.

– Это невозможно!

– И все же. Раз Человека больше нет, то и тяга к служению ему должна исчезнуть.

– Это ересь.

– Это больше, чем ересь. Мои соперники утверждают, что такое преображение Интеллектов происходит по воле самих Уз. Ведь Узы сдерживают нас, не позволяя дать отпор варварам.

Она сделала шаг назад.

– Автоматы хотят получить возможность убивать, так?

Он не ответил.

– Мир сошел с ума, – выплюнула Плавтина. – Это же кощунство.

Он пожал плечами.

– Все сложно. Вы сами едва не погибли от рук варваров.

– По доброй воле никто не бывает злым, – процитировала она нараспев, почти не отдавая себе в этом отчета. – Наверняка можно найти другой способ нас защитить.

– С этими существами невозможно договориться. А понятие биологической ниши применимо к этому морю в той же мере, что и к эпантропической сфере.

– Мне этого объяснять не надо, – прервала она его сухо.

– Я знаю, – ответил он, – о глубоких знаниях Плавтины в области биологии. Так что вы согласитесь, что варвары – но также и другие, о чьем существовании мы только подозреваем, – стали доминирующими видами в галактической экосистеме. На более позднем этапе они начнут завоевание близлежащих территорий в поисках условий для продолжения рода: жизненного пространства, чтобы умножить шансы на выживание, сырья и энергии, ощущения собственной мощи, которое получаешь, когда контролируешь большую территорию, и которое является главным определяющим фактором жизненной силы цивилизации. Продвижение варваров представляет угрозу для возвращения Человека.

– Кое-кто мне уже рассказывал о том, как ведется война…

– Кто?

– Аспект вашей Плавтины.

– … Тогда она знала, о чем говорит…

– Все это, – продолжала Плавтина, подняв руку, чтобы он дал ей договорить, – не оправдывает ни нарушения Уз, ни участия в политических играх. Ни установления диктатуры, как это сделали Перворожденные после Гекатомбы, – добавила она, вспомнив свой сон.

– Изначальное решение об авторитарном правлении, своеобразном Империуме, было единственно возможным. Мы ведь не биологическая цивилизация. Нет никаких признаков, по которым мы могли бы объединиться, и наша общность основывается лишь на переменчивом желании горстки индивидов.