Мир ноэмов

Кибернет повернулся к автомату, поглядел вопросительно. Тот молча кивнул.

– Да и какое это имеет значение? – неуверенно проговорила Фотида. – Разве не всем известно, что Отон создал расу людопсов по образу Человека?

Эврибиад ее проигнорировал.

– Я хочу знать, почему именно этот зверь? Почему не те свирепые львы, которые изображены на щитах у человеческих воинов?

– Потому что собака – самое первое животное, прирученное человеком, – ответила Плавтина. – Потому что Отону необходимо было создать расу, которая сможет служить Хозяевам, если они возродятся, и поддерживать их. Аттик вряд ли мне возразит.

– Вовсе нет, – сказал тот. – Но я хотел бы еще добавить, что мозг собак после селекции, которую Человек проводил десятилетиями, оказался чрезвычайно пластичным.

– А значит, – продолжил Эврибиад, – было легко привить нам человеческую культуру, которая, вдобавок, шла из античности – ведь нас предполагалось развивать постепенно. Вот почему вы были несогласны с Отоном, когда он решил лететь в космос. Вам нужно было больше времени, чтобы усовершенствовать ваше творение, чтобы развивать нас в оптимальном ритме внутри цивилизации, которая сама по себе – лишь вульгарная копия, тень без запаха. Вы хотели нас защитить.

Аттик ничего не ответил.

– Но почему же это постепенное развитие было так важно? – спросила Фотида. – Почему вы сразу не дали нам доступ к технологиям?

Все на мгновение замолчали. Плавтина с интересом ждала продолжения. Аттика охватила легкая дрожь. Вместо него ответил Эврибиад:

– Большинство людопсов не способно с ними работать. Очевидно, Аттик в своих трудах частично потерпел неудачу. Характеристики, благодаря которым наша раса превосходит этих… четвероногих…

Он скривился, указывая на собаку, изображенную на вазе. Такая реакция отторжения была хоть и несправедлива, но понятна.

– Это рецессивные характеристики, – закончила Фотида.

Кибернету понадобилось время, чтобы собраться с мыслями. Все это было чрезвычайно сложно и плохо укладывалось у него в голове. Он повернулся к Фемистоклу, глядя ему прямо в глаза:

– Однажды, когда я направлялся в деревню вершить правосудие, Фемистокл отдал мне приказ, противоположный тому, что мне полагалось делать: преследовать невиновных, с особым указанием – не щадить женщин и детей. Подчинившись ему, я совершил непоправимое, и у меня не хватило сил покончить с собой. Я тогда был моложе и только что женился.

Не удержавшись, он искоса взглянул на Фотиду, но та не посмотрела на него в ответ. Она упрямо разглядывала пол под ногами с отсутствующим видом, словно все происходящее ее не касалось, словно она укрылась в потайной комнатке собственного сознания. Эврибиад продолжил:

– Полемарх никогда не велел бы мне по собственной воле, без уважительной причины, перебить деревенских просто потому, что они отреклись от Отона и разбили его статую. Из этого я слишком поспешно заключил, что приказ шел от бога, вот только вчера я узнал от Плавтины, что это было невозможно. Не думая, потому что гнев ослепил меня, я набросился на Фемистокла, желая призвать его к ответу. И из-за этого упустил из виду кое-что важное. Почему они это сделали? Что могло разозлить их так, чтобы они отреклись от своего создателя? Вот что я думаю: население той деревни не соответствовало спецификациям программы Аттика. Оттого, мне кажется, что разумность для моей расы не слишком естественна.

Он бросил на деймона жгучий взгляд, ожидая от него подтверждения или опровержения. Тот ответил бесцветным голосом:

– Это интересный аспект истории изначальных собак, ваших предков. Среди них были большие и маленькие. У одних была длинная шерсть, у других – нет. Многие из них вели себя послушно и ласково, однако не все походили друг на друга. То же касается и охотничьего инстинкта – он не у всех развивался одинаково. Cо временем человечество стало изменять их внешность и характер путем жесткого отбора. А если селекции не происходило, то собаки через несколько поколений возвращались к своему изначальному облику, близкому к их диким сородичам. На самом деле для того, чтобы выращивать различные расы домашних псов, требовалось постоянное усилие. И с вами то же самое. Очевидно, что разумность не прирожденный дар, но целый ряд способностей. Некоторые особи, такие, как Фотида, ближе к людям. Другие менее одарены. Но мы развили достаточно неестественные качества: владение языком и способность к концептуализации, которая дается вместе с ним. Жрецы Отона подбирают пары по нашим инструкциям.

Фотида и Эврибиад обменялись взглядом. Лишь на мгновение ока, но Плавтина все поняла. Эти двое, несмотря ни на что, были привязаны друг к другу. Им было трудно смириться с мыслью, что их союз – такой же искусственный, как и культура, которую Аттик смастерил для них, имитируя греческих ремесленников.