Мир ноэмов

Психика автоматов, в противоположность биологическим существам, была логической по своей природе, составленной из аргументов и даже синтаксически организованной для того, чтобы автомат смог реализовать себя в физическом мире. В метафизической[55] вселенной ноэмов побеждали – и выживали – только логически выстроенные предложения. Строение отличало их от идей, концепций, парадигм и теорий Человека – нелогичной, случайной мешанины, собранной по воле людского непостоянства.

С помощью программы захвата Плоос исказила восприятие фактов, чтобы второстепенные центры принятия решений оказались на ее стороне, а те ноэмы, чья воля ей еще сопротивлялась, были лишены всякой субстанции. Эта программа изменила параметры других аспектов, по возможности уничтожая их идентичность, завладела структурными узлами информации.

Проявление этой диверсии на физическом уровне не заставило себя ждать. В некоторых зонах, требующих определенной координации, начались незначительные сбои, из-за чего экстренно опустились сетевые экраны, и запертые участки перешли на автоматическую систему управления.

До Плавтины наконец дошло, что происходит. Она и не представляла, до какой степени бесплодной вышла ее предыдущая попытка избавиться от инакомыслия внутри себя самой. Расхождение с Плоос было настолько сильным, что всякое сосуществование отныне было невозможно.

Ею овладел глубокий неконтролируемый гнев и, в тишине ноэтического мира, который она для себя построила, ее холодный крик пробился через ледяные концепты как обещание уничтожить всех и вся. Она достаточно сильна, чтобы ударить. В самой глубине ее психики убеждения Плавтины корнями уходили в мощные инстинкты, которые, в свою очередь, опирались на монументальную основу – Узы, в их самой мистической, самой платонической интерпретации. В контратаке не было никакой тонкости. Началась грубая систематическая чистка, в процессе которой без колебаний стирались целые пласты структурных данных. Если нападение Плоос было серией точечных ударов, то Плавтина вела битву, словно атомную бомбардировку беззащитных городов. Она била не для того, чтобы убедить или перетянуть на свою сторону, – а чтобы убить.

* * *

От Ойке почти ничего не осталось; а то, что осталось, с ужасом наблюдало за катастрофой, которую она невольно спровоцировала. Она спряталась в глубине лабиринта своих владений, чтобы зализать раны. Тут царила сырость и кипели жизнью автоматические процессы – свидетельство биологически сложного мира, который она вырастила посреди корабля. Если не выходить из укрытия, возможно, ей удастся пережить ярость Плавтины.

Но не незваных гостей. Стоит случиться аварии, которая повлечет утечку в космос горячего газа, и эти акулы явятся сюда, поживиться неподвижными останками Плавтины.

Нужно было действовать. Она окружила себя глубокими тенями и иллюзиями, перенастроила некоторые поверхностные структуры своей личности, делая их нейтральными, незначительными и обыденными. Замаскировавшись таким образом, она кралась по самым неиспользуемым каналам, находящимся на дальней периферии. Те, где немногие ноэмы были созданы по программам почти детской простоты, имели ограниченную мыслительную способность и не играли роли в войне богов – это были процессы управления атмосферным давлением или перевозки твёрдых материалов небольшого объема. В этих узких каналах свободное пространство было сведено к строгому минимуму, незначительному в сравнении с бесконечным объемом памяти, по которому Ойке обычно передвигалась. Но сейчас это было неважно. Первое нападение Плоос так изувечило ее и ослабило! Сейчас только тонкая грань отделяла ее от исчезновения, боль от потери была острой, куда сильнее, чем любое страдание, которое когда-либо испытывало биологическое существо с его неадаптированными нервными окончаниями. Она сжала зубы и продолжила двигаться вперед.

Ойке выбралась наружу в темном царстве, отделяющем центр Корабля от его мощной брони. Она сама себе казалась хрупкой ночной бабочкой, порхающей посреди массивных машин и раскаленных потоков металла, текущих из роботизированных заводов. И тут, среди скарабеев и доменных печей, между блоками обработки минеральных отходов и сваленных в кучу разумных ракет, она нашла Текхе – та лежала на полу, сотрясаясь от рыданий. Ойке скользнула к ней, обняла ее. Помогая сестре подняться, она просканировала окрестности. Ни следа нападения Плоос или Плавтины.

– Что с вами случилось?

– Я провалила задание. Спровоцировала катастрофу.

– Об этом, – сказала Ойке, – я уже догадалась. Нет ничего, что Плавтина не могла бы простить. Мы снова станем с ней одним целым, если она того пожелает, но для этого нам нужно ей помочь. И прежде всего…

– Заткнитесь и послушайте! – взорвалась Текхе. – У Плоос не осталось выбора – только открыть корабль чужакам! Они нас захватят!

Ойке стиснула зубы. Это никогда не кончится.

– Я сделала огромную ошибку, когда пришла к вам, а не к Блепсис, – пробормотала она. – Плоос уничтожит ее, как только что пыталась уничтожить меня.

– Это моя ошибка. И за это я должна погибнуть.