Мир-о-творец

И в этот момент распахнулись двери. Убийца резко развернулся. И тут же его лицо поразила гримаса презрения. На пороге стоял Уолсингем с несколькими аркебузирами королевской стражи. Что там за ними — не разглядеть. Полутьма храма мешала, к которой он привык. И теперь смотреть на улицу было сложно. Он и Уолсингема больше угадал, чем узнал.

— Спасти королеву! — рявкнул Френсис.

И тут же раздалось несколько выстрелов.

Расстояние было небольшим.

Шага сорок, может сорок пять.

Поэтому аркебузиры не промахнулись. И убийца получил сразу несколько пуль. Тяжелых. Оставляющих крайне серьезные повреждения.

Он отшатнулся.

И, споткнувшись о тело Елизаветы, рухнул навзничь.

Захрипел.

Одна из пуль пробила ему легкие.

Уолсингем подошел, не заставляя себя ждать. И грозно нависнув над убийцей, произнес:

— Как ты посмел!? Мерзавец!

Но его визави лишь скривился окровавленным ртом. Говорить он уже не мог. Довольно крупная пуля нарушила герметичность легких, из-за чего они уже не могли нормально качать воздух через голосовые связки. Да, что-то там можно было изобразить губами, но лишних людей к убийце Френсис не подпускал.

Выждав несколько секунд, Уолсингем вновь патетично воскликнул:

— Кто послал тебя? Говори! Облегчи свою душу!

Но убийца молчал и все также улыбался.

Правда совершенно не двигаясь. А глаза его остекленели. При таких ранах он и так прожил слишком долго…

Несколько секунд помедлив Френсис мрачно покачал головой, принимая факт смерти того единственного человека, что мог указать на него. И обернулся к телу королевы. Не требовалось никаких познаний в медицине, чтобы понять — она мертва. Правильно выбранный человек, близкие родственники которого погибли по приказу Елизаветы за свою католическую веру, сделал все как надо. Наверняка. Чудо, что он ей голову не оторвал.

Оставалось зачистить концы, способные бросить тень на него. Но тут Уолсингем не переживал. Его люди знали свое дело. И система заказов, выжигающая концы, должна отработать как надо. Да и мало ли в Темзе плавает трупов?

***

В то же самое время в Константинополе произошел небольшой, но очень важный разговор.

— Ему скоро будет не до наших дел.

— Ты так в этом уверен?

— Мои люди в Венеции сказали, что им птичка в клюве принесла, будто бы в Англии скоро сменится власть. И нашему Императору будет чем заняться. Ведь его супруга — Марфа — вполне законный претендент на престол этого далекого острова.

— И что же заставляет тебя думать, что он сюда больше не вернется? Ты ведь на это надеешься, не так ли?

— Если твой брат примет шиизм, то Шахиншах поддержит его права на престол.

— Если мой брат это сделает, то я не дам за его жизнь, и жизнь его детей и одного затертого акче. Андреас вырежет всех. Или ты думаешь, зачем он оставил его в живых?

— Зачем же? — с легкой усмешкой поинтересовался собеседник.

— Чтобы мухи слетелись на мед. Через что выдали себя. С тем же он и отправился в поход, который, на самом деле, ему не так уж и нужен.

— Ты так веришь в этого демона?

— Вот как ты заговорил? Не боишься?

— Демона? Боюсь конечно. Но дело любого…

— Хватит! — жестко пресекла его Михримах. — Нашел кому говорить этот вздор.

— Понимаю. Твои дети у него в заложниках. Но подумай. Если ты не с нами, то… мы найдем как сообщить Андреасу о твоей измене. А потом убьем и тебя.

— Как будто вас это спасет.

— Демон опасен, но… Неужели тебя ведет лишь страх за детей? Он ведь и так их убьет. Не сегодня так завтра.

Женщина нейтрально-вежливо улыбнулась.

И промолчала.

Собеседник произнес еще несколько фраз. Но ни реакции на них не последовало. После чего он в раздражении выругался и удалился не прощаясь. Женщина же проводила его насмешливым взглядом и осторожно огладила свой живот.

Андрей использовал метод кнута и пряника.

Да, он обещал убить всех ее детей, если она предаст.

Но он же обещал отдать их ребенку земли старой Великой Порты в вассальное владение. Если, конечно, она будет верна. И, заметив, что собеседник удалился, женщина тихонько запела песню, которую слышала от Андрея. Ни раз и ни два. Он любил ее напевать в пьяном состоянии. Русский она знала. От мамы. Да, слова этой песни звучали странно, и поначалу она их даже не понимала, поначалу…

Ты снимаешь вечернее платье,

стоя лицом к стене,

И я вижу свежие шрамы на гладкой,

как бархат, спине.

Мне хочется плакать от боли

или забыться во сне.

Где твои крылья,

которые нравились мне?..[1]

[1] Фрагмент песни «Крылья» группы «Наутилус Помпилиус».

Глава 5

1560 год, 28 мая, Киев

Киев — мать городов русских.

Андрея всегда смущала эта странная фраза.

Слово «Киев» ведь мужского рода. Почему он мать?

Поначалу он даже грешным делом подумал, что в Древней Руси практиковали крайне модные в XXI веке не бинарные отношения и прочие ЛГБТ забавы. Возможно даже с участием трансгендеров, феменисток и последователей пращурки Греты Тунберг. Ну а что еще может прийти в голову нормальному человеку, который задумается над такой странной фразой?