Пятно приближалось. То, что поначалу показалось Джонни пустым серым диском, вовсе не было пустым. Пятно было завалено всякой всячиной; Джонни не мог рассмотреть, что это за «всячина» — видел лишь, что там валялись кучи непонятно чего.
И тут к Джонни пришла гениальная мысль.
На своём пути «Гинденбург» встречал множество мёртвых пятен, зданий, перешедших на ту сторону, перекрёстков, на которых случались большие аварии. Но все они были слишком малы, чтобы, выпрыгнув из дирижабля, не угодить за пределы пятна. Это же пятно было таким обширным, что можно было без риска выброситься — и всё равно приземлишься, где надо!
Конечно, даже крутому Джонни-О идея спрыгнуть с высоты нескольких тысяч футов не казалась особенно привлекательной, но всё же это лучше, чем бесконечно реять в небесах. К тому же, они с Чарли были послесветы. Конечно, когда они ударятся о землю, им мало не покажется, ну, да ничего, зато они уберутся с проклятого дирижабля!
— Поднимайся, Чарли, нам надо идти! — Но когда Джонни обернулся к другу, то обнаружил, что того нет. — Чарли!
Он слышал пение мальчика, вот только непонятно было, откуда оно доносилось. Во всяком случае, не с променада правого борта.
— Чарли, ты где? Вернись!
Дирижабль пересёк границу странного мёртвого пятна, и Джонни почувствовал, что воздух вокруг него стал каким-то иным. На удивление плотным — если вообще можно говорить о плотности междумирного воздуха. По переборкам корабля побежали разряды статического электричества, и дирижабль пошёл выписывать круги, как будто в дело вступила новая, неведомая сила.
— Господи, что же это за место такое?
Теперь, когда судно вдруг завертелось, ходить стало труднее. Джонни, отправившегося на поиски Чарли, бросало из стороны в сторону; он спотыкался о мебель и влипал в стенки, но всё же пробрался на другой променад, потом на камбуз, обошёл каюты... Песня Чарли доносилась словно бы отовсюду и ниоткуда. А тем временем «Гинденбург» дошёл уже до середины пятна.
Наконец, Джонни вылез через люк, ведущий из пассажирского отсека в обширное алюминиевое нутро корабля. Здесь, на узком служебном мостике сидел Чарли. Он больше не пел. А в руках у него было ведро с монетами — мальчик обнял его, словно защищая.
— Какого чёрта ты сюда забрался?
Чарли воздел кверху палец. Джонни задрал голову и увидел массивные водородные контейнеры, похожие на гигантские пузыри. Всё внутреннее пространство корабля наполнилось статическими разрядами; искры пронизывали вместилища водорода... стоп, да разве не такой же разряд привёл к гибели «Гинденбурга»?!
— Он же не рванёт по-новой, а? — сказал Джонни. — Это же Междумир!
Но мёртвое пятно, над которым они плыли, было таким необычным, что, казалось, здесь может случиться всё что угодно. Джонни схватил Чарли за руку:
— Пошли, надо убираться отсюда!
Он потащил приятеля за собой вниз, на променад правого борта, и распахнул окно.
— Я знаю, что страшно, — проговорил он, — но надо прыгать. Ничего не случится, нас просто подбросит, и всё.
Но тут воздух опять изменился, искрить перестало, а когда Джонни глянул вниз, то увидел, как под ними проплыла граница между мёртвым пятном и живой пустыней; проплыла и стала удаляться. Они потеряли свой шанс! Они опять над живым миром!
— Не-е-е-е-е-ет!
Дирижабль перестал вращаться и вновь тихо заскользил вперёд, правда, вмешательство мёртвого пятна привело к тому, что курс отклонился на несколько градусов к югу. Во всём остальном дела обстояли точно так же, как и раньше. Безнадёжно.
Джонни-О стиснул свои огромные кулачищи.
— И какого лешего тебе вздумалось уйти с променада! Щас были бы уже внизу!
Но Чарли только улыбнулся и затянул:
— «Наши женщины поют: ду-даа! Ду-даа!»
Джонни-О печально смотрел, как огромное, идеально круглое, серое пятно скрывалось за горизонтом.
Забавно, но с высоты оно явственно походило на гигантскую междумирную монету.
Глава 19
Три недели.
Алли жила омерзительной жизнью койота целых три недели. Правда, время трудно поддавалось измерению — она знала лишь, что прошло много дней. Каждое мгновение этого существования доставляло ей мучения, потому что она ни на секунду не забывала, кто она, чтó ей нужно делать, — но животные инстинкты и биологические потребности хозяина держали её железной хваткой.
У Алли никогда не было никаких нездоровых пристрастий. Тем не менее, сейчас она понимала, каково это — знать о страшных последствиях своей зависимости и при этом, будучи не в силах от неё избавиться, на полных парах нестись к собственному печальному концу.
Алли всегда отличалась силой воли, но идти наперекор койоту было всё равно что пытаться противостоять цунами. Её состояние можно было бы описать словом «смирение», но это, пожалуй, слабо сказано. Наверняка Джикс не предвидел такого, когда привёл к ней койота. Откуда ему было знать, что природа зверя окажется сильнее, чем все усилия девушки противостоять ей?