Мир одного дня (сборник)

Вайатт Бампо Репп вышел из своей квартиры, проследовал по коридору и остановился у лифта. Лишь один человек во всей пятнице носил эту белую десятигаллоновую шляпу, алый шейный платок, пурпурную рубашку с воротником-брыжами и пышными рукавами, куртку из черной искусственной кожи, широченный пояс с массивной пряжкой, где изображен был ковбой на брыкающемся мустанге, тесные небесно-голубые джинсы, отделанные кожей по швам, и белые, тисненой кожи сапожки на высоких каблуках, украшенные аппликацией из скрещенных шестизарядных револьверов. И этим человеком был Вайатт Репп, знаменитый телесценарист, режиссер и продюсер вестернов и исторических драм. Недоставало только — к большой досаде Реппа — пары элегантных кобур с изящными игрушечными пистолетами. На них правительство наложило запрет. Если маленьким мальчикам не разрешается играть военными игрушками, с какой стати разрешать это большому мальчику? Он может послужить дурным примером.

Однако то же правительство ничуть не возбраняло показывать оружие и сцены насилия на полосках и в эмпаториях, проявляя такое же двуличие, как все правительства от основания Шумера.

Жильцы, ожидающие лифта, хотя и часто видели Реппа, воззрились на него с восхищением и восторженно поздоровались с ним. Репп нежился в лучах их поклонения, ощущая при этом легкий привкус стыда — ведь он, можно сказать, мошенничал, пользуясь их невежеством. Ни один ковбой никогда так не одевался, и ни один ковбой не носил наплечную сумку. Впрочем, люди должны это знать — ведь в его телефильмах ковбои показываются в соответствии с исторической правдой.

На громкие возбужденные приветствия Репп отвечал мягко, в лучших традициях героя, который наружно тих и вежлив, а внутри — кремень. «Улыбнись, когда называешь меня так, незнакомец».

Спускаясь вниз в лифте, он ответил как мог полнее на вопросы о своей следующей постановке. В вестибюле все разошлись кто куда. Репп, простучав каблуками по мраморному полу, вышел в яркий прохладный день, сел в ожидающее его такси и ласково ответил на приветствие таксиста. Водитель, оповещенный через полоску, куда следует везти Реппа, поехал от угла Восточной Двадцать третьей улицы и Парк-авеню ко Второй авеню. Там он повернул направо и остановился за большим домом, где раньше помещался Израильский медицинский центр. Теперь в этом шестиэтажном здании, напоминающем штопор, был Манхэттенский Государственный Институт Видеоискусств. Конфигурация дома служила неисчерпаемым поводом для шуток о том, что именно институт проделывает с публикой.

Водитель открыл дверцу и сказал:

— Гроза очистила воздух и принесла прохладу, рас[7] Репп.

— Ты даже не представляешь себе, приятель, насколько она все очистила и прояснила.

Жизнь снова вернулась в ровную, нормальную колею. Кастор погиб. Сник в укрытии. Иммеры заметают следы. Нынешняя пятница пойдет так же, как и все предыдущие. Если у него и возникнут проблемы, то лишь те, что связаны с его профессией, а не с преступниками и органиками, преследующими этих преступников. «Хотя кое-кто и говорит, — ухмыльнулся Репп, — что все его постановки просто преступны».

Чувствуя радостный подъем, он прошел пружинистым шагом по тротуару и по дорожке, ведущей к зданию. Прохожие пялили на него глаза и порой окликали, хотя он их не знал. Большой фонтан на полпути между улицей и домом пускал струи воды из макушек скульптур в середине. Там было двенадцать статуй мужчин и женщин, не каменированных, а из настоящего камня, изображавшие великих визуалистов недавнего прошлого. Возможно, когда-нибудь там появится и его статуя. Водяная пыль оросила лицо прохладой. Репп поклонился двенадцати, проходя мимо, и по аллее гигантских дубов дошагал до девятистворчатой двери. Лифт поднял его на верхний этаж, и Репп поздоровался с вахтером. Следующая комната была большой, с куполом и с огромным круглым столам посередине. Когда Репп вошел, сидящие за столом мужчины и женщины встали. Он ответил на их пожелания доброго утра, бросил шляпу на стол, поставил на пол сумку и сел. Его пятничный Пятница мужского пола принес ему кофе. Репп посмотрел на полоску-часы:

— Ровно девять. Без опоздания.

Другая полоска передавала все, что он делает и говорит. Мониторы рабочего времени отметят, что он, открыв лучом звезды дверь офиса, сразу же приступил к работе. Видеоартисты оплачивались не по количеству отработанных часов, а согласно контрактам с Департаментом Искусств. Кредит им начислялся еженедельно, в зависимости от звания артиста. Если работа заканчивалась в срок, артист мог оставить за собой определенную часть аванса. Если досрочно — артист получал премию. А если государственный комитет видеоискусств находил качество работы достаточно высоким, артисту снова выдавалась премия.

Ну а сколько времени затратить на то, чтобы работа выполнялась в срок и была достаточно качественной, решала сама съемочная группа.