Мир одного дня

День пролетел быстро. Отец Том стоял на уличных перекрестках и молился, взывая ко благу всех, кто слушал его, торча у подъездов домов-блоков и частных особняков. Весь день Отец Том без устали выкрикивал призывы выйти и выслушать принесенное им Слово. В час дня он подошел к дверям ресторана и стучал в окно, пока к нему не вышел официант. Отец Том заказал себе легкий обед и передал официанту свой идентификационный диск. Тот удалился и через несколько минут возвратил священнику диск, с помощью которого он зарегистрировал потраченную им сумму, и протянул ему тарелку с едой и стакан воды.

Органики внимательно наблюдали за ним, готовые арестовать Отца Тома, если он надумает войти в ресторан босым. Обычно Отец Том с усмешкой подходил к ним и предлагал полицейским разделить с ним трапезу. Органики неизменно отказывались, ведь, согласившись, они открывали прямую дорогу для обвинений во взяточничестве. Священника тоже вполне могли арестовать за дачу взятки, но у органиков был предельно ясный приказ: наблюдать и все регистрировать. За весь прошедший субгод был отмечен всего один удручающий случай, связанный с обращением Отцом Томом в свою веру одного из органиков, который следил за ним. Этот факт явился для них полной неожиданностью, но, поскольку никакого насилия со стороны Отца Тома отмечено не было, ничего незаконного в этом деле не усматривалось. Тем не менее вновь обращенного отправили в отставку на том основании, что он излишне религиозен и подвержен вере в сверхъестественное.

В три часа дня Отец Том стоял на трибуне на Площади Вашингтона. Вокруг него собралось около двухсот приверженцев Церкви Космической Конфессии, еще не менее сотни любопытных и человек сто таких, у кого просто не нашлось других дел.

На территории парка было установлено несколько подобных трибун, однако ни одна из них не привлекала такого внимания слушателей.

Отец Том начал свою проповедь. Голос его звучал глубоко и сочно. Манера говорить, расставлять акценты и излагать свои мысли в высшей степени соответствовали содержанию и импонировали даже тем, кто отрицал истинность его Слова. Отец Том прекрасно изучил наследие великих негритянских проповедников прошлого, которые тоже были воодушевлены Словом и знали, как донести его до паствы.

— Благословляю вас, граждане Воскресенья. Пришли ли вы сюда, чтобы услышать глас Божий или вас привело нечто другое — я благословлю вас. И пусть ваши добродетели возвышаются, а пороки отступают. Благословляю вас всех, дети мои, сыновья и дочери Бога нашего!

— Аминь, Отец!

— Истину говорите, Отец!

— Да благословит Господь и вас и нас!

— Небеса преклоняются перед вашей мудростью, Отец!

— Да, братья и сестры! — кричал Зурван. — Небеса смотрят на нас, они негодуют! Не-го-ду-ют!

— Да, Отец, негодуют.

— Они побуждают вас, дети мой, внимать мне!

— Внимать Вам! Да, внимать Вам! Вы говорите правду, Отец!

С расширившимися от возбуждения сверкающими зрачками, высоко подняв над головой свой пастуший посох. Отец Том бросал громоподобно:

— Небеса шумят! Они недовольны!

— Шумят, Отец! Мы слышим!

— Но!..

Отец Том остановился и обвел толпу взглядом:

— Но… могут ли они поднимать шум втуне? Могут ли небесные псы лаять на гнилое дерево? Нападать на ложный след? [в тексте англ. идиома — bark up the wrong tree (буквально — лаять на гнилое дерево), напасть на ложный след, обвинять и т. п. не того, кого следует]

— Какое дерево, Отец?

— Я спрашиваю вас, могут ли небеса ошибаться?

— Никогда! — воскликнула какая-то женщина. — Никогда!

— Ты права, сестра моя! — сказал Отец Том. — Никогда! Бог не совершает ошибок, и Его гончие не теряют добычи! Его гончие… и наши гончие… это мы.

— Мы, Отец!

— И когда небесные гончие загоняют добычу высоко на дерево… кто это существо там, наверху?

— Это мы. Отец!

— И они тоже! — воскликнул Зурван, взмахом своего посоха указывая в сторону на гипотетических неверующих.

— Все!

— Все, Отец!!

Зурван импровизировал и в то же время говорил так, словно много раз репетировал свою роль, и ученики реагируют, будто загодя знают, что и в какой момент он скажет. Он воспевал хвалу правительству за то, что оно сделало для народа и именовал пороки, поразившие мир и принесшие в былом неисчислимые страдания. Все это, говорил Зурван, осталось в прошлом. Несомненно, это правительство — лучшее из всех, что когда-либо правили в этом мире.

— Теперь, дети мои… дети… которые в один прекрасный день станут взрослыми людьми в вере…

— А как насчет отступников? — прокричал мужчина из толпы.

— Благословляю тебя, брат, и твое твердое сердце и благодатные уста! Святой Франциск Ассизский, истинный святой, приветствовал всякого осла, которого встречал по дороге! Он всех их называл одинаково Брат Осел! Можно и мне так вас называть? Позвольте мне обращаться к вам как к приятелю из Ассизи?

Зурван остановился, улыбнулся и не сводил взгляда с толпы до тех пор, пока люди не перестали смеяться. Дождавшись тишины, он прокричал: