Мир оранжевой акварелью

— О-ох… Мои ноги, — вдруг, скривилась дама. — Зоя, ты умеешь ступни массировать? — и опять: б-бульк, бульк.

— Не-ет, — вконец ошарашено выдала я.

— Очень жаль… Эта нестерпимая жара и эта ужасная… дорога, — будто задумалась она. — Тогда, знаешь что?.. Иди.

— Куда?

— Назад, к себе.

— А как же…

— Твоя дальнейшая здесь судьба?.. Я ее обязательно решу. Только, дай мне время подумать… Иди, Зоя! — и потянулась рукой к колокольчику на столе…

Ну, я и пошла… Впереди. Пыхтящая от любопытства Марит — сзади. И как она до двери нашей не лопнула?

— Монна Зоя, ну что?

Я же в ответ, лишь скривилась:

— Не знаю.

— Не знаете?.. Так, о чем вы с ней говорили?

— О чем? О кипарисах, цветах, жаре и…

— И-и?

— И… Марит, погоди… — и шлепнулась на кровать…

Нелепость какая-то… Несуразность. Полное отсутствие смысла… Но, ведь, он обязательно должен быть… Моя натренированная зрительная память со странной навязчивостью, возвращалась к этой несчастной вазе. Используемой с явным презреньем… Широкая, как супница, белая ваза, с волнами загнутыми краями… Очень тонкий глянцевый фарфор. А на нем… Что там, сбоку на нем?.. Клеймо мастерской. Ба-бах!!!.. Ну ты, Зоя, и дура! Хотя, теперь я уверена — именно «дурость» меня и спасла…

Когда мне стукнуло тринадцать девических лет, многие мои сверстницы уже вовсю вертели романы. Мужская ж гимназия — только улицу перейди. Находились кавалеры и мне. Да только, ненадолго: часть сразу «выбраковывал» Арс, остальных — я сама, совсем не теми страстями живущая. Но, однажды вышел один инцидент — рядом, в магнолиевой аллейке. Там много тенистых мест, в которых можно просто после занятий болтать. Ну, мы с одноклассницей и болтали. Пока к нам на скамейку не подсели два смельчака в «соседских» гимназических кителях. Скоро завязалась беседа. Да хотя, какие там разговоры, если ухаживающей стороне — ровно по столько, по сколько и нам? Но, в тот день просто «погодной темой» не обошлось:

— А скажи-ка нам, Зоя, что такое: «менархе»[29]? — и шеи навытяжку оба. Видно, вопрос и в правду, важен.

Я в ответ так же важно напыжилась (не хотелось в грязь лицом ударять, раз такой поворот с «погоды»), но воссоздать из «дырявого» гимназического курса данное слово так и не смогла. А вот моя одноклассница, отчего то, вмиг заалелась.

— Я не знаю. Пира, а ты? — и на нее — полный надежды взгляд.

— Нет… Понятия не имею.

— А-а, ну, ладно. Мы тогда… до свиданья, — и в полном разочаровании отчалили…

Что такое «менархе» я, все-таки, после, узнала. Правда, от озадаченной Люсы. А вот «любознаты», еще чуть позже узнали, что такое «двойной подсвет». Правда, от злющего Арса. И вообще, к чему это всё?.. К моему полнейшему невниманью и незнанью многих житейских вещей. Значит, дурость, она, иногда… выручает.

Как и теперь. Когда я с большим опозданьем, наконец, сопоставила два овальных клейма: на белой недавней вазе и том блюде, с которого мы с Виторио уплетали бананы… «А какое у вас „дело“?.. Фарфоровое, Зоя. У Вито своя большая мастерская в Диганте. Там делают очень тонкий красивый фарфор…» Мама моя… Она ж меня, едва ли ни носом в это их «дело» совала. Но, вот, зачем?..

— Монна Зоя, вы меня не пугайте.

— Что… Марит?

— У вас сейчас сделалось такое лицо.

— Угу… А скажи мне: твоя хозяйка, монна Фелиса, она — очень умная?

— Моя хозяйка? — непонимающе хлопнула та глазами. — Да, очень. Иначе б не смогла с такой, как ее… репутацией заведенья так долго им управлять. И с властями дружить.

— И долги не прощать.

— Какие «долги»? Это вы — про свой сюда?

— Не знаю, Марит. Только… — хмуро уставилась я в темень за окном. — У меня, вдруг, такое чувство возникло, будто к местным каменным заборам еще и потолок прирос. Из этих хобьих розовых роз…

Под равнодушной к земным красотам луной розы воняли не так вдохновенно. Видно копили силы к рассветной росе. Но, мне сейчас было, не сказать, чтоб без разницы. Просто, совсем не до них. Я сегодняшней ночью вышла на дерзкую первую разведку… И куда там разведчики на разведке идут? Наверное, по ранее намеченному курсу — к забору. Нет, к воротам в заборе. И махнула с подоконника в траву. Оказалось — довольно высоко. Но, разведчики — люди смелые. Так что, пригнувшись, потрусила дальше. Вдоль белёной стены, выпрямив спину лишь за ее углом. И сразу стало весьма интересно… Хорошо видные отсюда, обе части Розе Бэй напомнили сейчас Вананду: одна — погружена в лунную ночь, другая — щедро расцвечена фонарями. И чтоб лучше ее рассмотреть, я даже на каменный вазон взобралась. Со всеми мерами предосторожности…

— Ай-й… Да чтоб вам навек своими шипами… втянуться. Ай-й.

— Мартын!

— Ась?!

— Глянь, чё за шебуршанье на порубежной!

— Мама моя…

Всё, что я успела оценить, когда бежала обратно — охрана у разделяющей изгороди надежная. И от собственного окна двинула теперь в противоположную сторону, по уже знакомой тропинке. Она ведь тоже — к забору. Хотя…