Мир от Гарпа

Послышался легкий выдох, такой легкий, что можно было и не вдыхать обратно. Хоуп все это время оставалась на корточках возле него, слыша свое сердце и не отличая его пульса от своего. Позднее она осознала — умер он скоро.

Из открытой дверцы пикапа торчали наружу белые, обескровленные ступни Орена Рэта. Внутри кабины, постепенно накаляемой солнцем, все стало липким — кровь быстро свертывалась. Волоски на руках Хоуп склеились и стягивали подсыхавшую кожу.

Надо одеться, подумала Хоуп. И вдруг заметила: что-то явно случилось с погодой. Солнечный свет за окном кабины мерцал, как огонь лампы, загороженной включенным вентилятором; на обочине вздымались невысокие вихри гравия и песка; по плоской голой земле катились шелуха и поломанные стебли прошлогодней кукурузы. Дул сильный ветер, но не как обычно, а откуда-то сверху, и оглушительно ревел, точно мимо мчались тяжелые грузовики. Но на дороге никакого движения не было.

«Торнадо!» — пронеслось в голове у Хоуп. Она ненавидела Средний Запад за непредсказуемую погоду. Уроженка Восточного побережья, она понимала, что такое обычный ураган. Но торнадо! Ей еще не доводилось его видеть, хотя метеосводки вечно стращали: берегитесь торнадо! А чего беречься? Вот этих крутящихся вихрей мусора? Этих летящих комков земли?

Солнце стало коричневым. От злости она ударила кулаком по холодному, упругому бедру Орена Рэта. Пережить такое и попасть в лапы этого проклятого торнадо. Шум усиливался, как будто она сидела под железнодорожным мостом, а над ней грохотал длиннющий состав. Она видела мысленным взором вертящуюся воронку, которая уже затянула не одну машину. Слышала, как почему-то все еще ревут их двигатели. В открытую дверцу летел песок, налипая на ее влажное тело, она потянулась за платьем и обнаружила вместо рукавов дыры. Ладно, сойдет и так.

Но чтобы одеть его на себя, надо выбраться из кабины, присыпанной придорожным песком. Снаружи, она не сомневалась, платье вырвется у нее из рук и воронка нагишом втянет ее в себя.

— Не жалею, — шепнула она. — Не жалею! — повторила она громко и снова ударила тело Рэта.

И вдруг у нее над головой раздался громоподобный голос, бросивший ее в жар:

— ЕСЛИ ТЫ В КАБИНЕ, ВЫХОДИ! РУКИ НА ГОЛОВУ! ЛЕЗЬ В КУЗОВ И ЛЕЖИ! — приказывал кто-то, как в громкоговоритель. «Это я сама умерла, — подумала Хоуп. — Взята на небо и со мной говорит Бог». Она не была религиозна. И голос Бога показался ей таким, каким и должен быть — громоподобным и устрашающим.

— ВЫХОДИ! НЕМЕДЛЕННО ВЫХОДИ! — гремело вверху.

«Почему бы и не выйти? — решила она. — Ты самый большой кобель. Что еще ты можешь сделать со мной? Насилие — это такое надругательство, которое не понять даже Богу».

В вертолете, зависшем над черным пикапом, Арден Бензенхейвер отдавал в мегафон команды. Он не сомневался, что миссис Стэндиш погибла, с такой высоты он не мог определить пол человека, чьи ноги торчали из открытой дверцы; но они ни разу не пошевелились, пока вертолет снижался, и в солнечном свете выглядели так безжизненно, что Бензенхейвер не сомневался — ноги принадлежат мертвецу. Ни помощнику шерифа, ни самому Бензенхейверу и в голову не могло прийти, что погибла не женщина, а Орен Рэт.

Они были уверены, что, расправившись с миссис Стэндиш, он не бросил машину, поэтому Бензенхейвер и приказал пилоту зависнуть прямо над ней.

— Если он все еще там, — пояснил он помощнику, — мы напугаем мерзавца до смерти.

Когда Хоуп Стэндиш, протиснувшись между окаменевшими ногами Рэта, выбралась наконец из кабины, прикрыв глаза от летящего мусора, палец Бензенхейвера сам собой соскользнул с кнопки мегафона. Хоуп пыталась прикрыть лицо платьем, но оно вырвалось из рук и облепило ее, как порвавшийся парус; цепляясь за борта пикапа, она добралась по обочине до его задней дверцы, вздрагивая от удара камешков, все еще прилипавших к телу там, где кровь не засохла.

— Это женщина! — воскликнул помощник шерифа.

— Вверх! — скомандовал Бензенхейвер пилоту.

— Господи, что с ней? — испуганно спросил помощник шерифа. Бензенхейвер грубо передал ему мегафон.

— В сторону! — приказал он пилоту. — Сядем на поле через дорогу.

Хоуп почувствовала, что торнадо — и вихри и рев — куда-то переместился. Она упала на колени. Взбесившееся платье наконец успокоилось у нее в руках. Она прижала его ко рту, потому что ее душила пыль.