Мир от Гарпа

Он начисто забыл попросить органиста играть для Эрни Холма другую музыку. Впрочем, музыки он не слышал, а потому и не узнал бы, та же это музыка или другая. Хелен же на похоронах Стюарта Перси не было, а значит, и она не заметит разницы. Так же как и Эрни, Гарп был в этом уверен.

— Почему бы вам не пожить у нас немного? — спросил Гарпа Боджер. Вытерев сильной, короткой и толстой рукой запотевшее стекло в окне кафе, директор махнул рукой в сторону «Академии Стиринга». — Не самое плохое место на земле, а?

— Единственное знакомое место, — неопределенно ответил Гарп.

Гарп помнил: когда-то его мать выбрала именно Стиринг — по крайней мере затем, чтобы вырастить сына. А у Дженни Филдз были безошибочные инстинкты. Он допил кофе и с чувством пожал Боджеру руку. Сегодня предстояли еще одни похороны. А после них они с Хелен решат, что делать дальше.

18. Повадки «Прибоя»

Кафедра английской литературы «Академии Стиринга» настойчиво предлагала Хелен работу преподавателя, но она не торопилась с ответом.

— Мне казалось, ты не прочь вернуться к преподаванию, — заметил Гарп.

Но Хелен не очень хотелось работать в школе, куда в годы ее юности доступ девочкам был закрыт.

— Вот Дженни подрастет, пойдет учиться, тогда посмотрим, — сказала она. — А пока мне и так неплохо: главное, я читаю, сколько хочу.

Как писатель, Гарп испытывал смешанное чувство зависти и недоверия к людям, которые, подобно Хелен, так много читают.

В душе у обоих жило предчувствие недоброго. Они, в сущности, молодые люди, стали думать о будущем, как старики, с какой-то настороженной опаской. Гарп всегда очень боялся за детей, был на этом помешан; и постепенно стал понимать неизменное стремление Дженни Филдз жить вместе со своим взрослым сыном. Вполне нормальное желание, думал теперь он.

Семейство Гарпов обосновалось в Стиринге. Денег было достаточно, и Хелен могла не работать. Другое дело Гарп, ему просто необходимо было чем-то занять себя.

— Опять начнешь писать, — устало произнесла Хелен.

— Пока нет, — отозвался Гарп, — а может, и потом нет. Но пока я писать не буду, это точно.

В его словах Хелен почувствовала грозные признаки надвигающегося старческого бессилия. Но теперь и она разделяла его вечную тревогу о детях, его боязнь утратить хоть малую толику того, чем владел, включая рассудок. И оба они теперь сознавали, как хрупка супружеская любовь.

Она не стала возражать, узнав, что Гарп хочет быть тренером в Стиринге вместо ее отца. «Деньги мне не нужны, — сказал он школьному совету. — Я просто хочу тренировать ребят». Совет согласился, что лучшей кандидатуры не сыщешь, тем более что в отсутствие Эрни Холма подготовка борцов стала заметно хиреть.

— Вы отказываетесь от жалованья? — спросил его заведующий кафедрой.

— Деньги у меня есть. Но у меня нет настоящего дела. Не могу же я только писать.

Кроме Хелен, никто, пожалуй, не знал, что Гарп умеет делать как следует только две вещи: писать и заниматься вольной борьбой.

Она одна знала, почему он не может сейчас писать. Позднее критик А. Дж. Хармс так выразит ее мысль: творчество Гарпа становилось тем слабее, чем больше питалось фактами его собственной биографии. «Автобиографичность, которая все больше обнаруживалась в его книгах, сужала творческий горизонт Гарпа, сковывала перо, да и ему самому работа приносила все меньше удовлетворения. Он, видно, понимал, что это копание в памяти вместо сочинительства не только растравляет поджившие раны, но и губительно для воображения и лишает все выходящее из-под его пера прежней глубины и значимости», — писал Хармс. Гарп утратил дар достоверного сочинительства, который блестяще проявился в обещавшем так много «Пансионе Грильпарцер». После этого, утверждал Хармс, Гарп мог воссоздавать правду жизни, лишь погружаясь в воспоминания, а не давая волю фантазии, что не только вредило его душевному здоровью, но и ослабляло его творческий импульс.

Проницательность критика не была озарением. С расстояния истина видится яснее. Хелен же осознала, что происходило с Гарпом в тот день, когда он стал тренером. И он и она знали, что до Эрни ему далеко, но тренировать он будет добросовестно и воспитает не одного чемпиона.

— Попробуй писать сказки, — предложила Хелен, которая тревожилась о его писательстве больше, чем он сам. — Напиши что-нибудь вымышленное от первой до последней строчки.

Она не прибавила: как «Пансион Грильпарцер». И никогда не напоминала ему об этой повести, хотя знала, теперь и он считает ее лучшим своим детищем. Обидно только, что лучшим оказалось первое сочинение.

Стоило Гарпу сесть за письменный стол, как перед его мысленным взором выстраивались унылой чередой разрозненные события его жизни: затянутая серой мглой площадь перед автостоянкой в Нью-Гэмпшире, неподвижное тельце маленького Уолта, лоснящиеся куртки охотников и их ярко-красные шапочки и еще — слепой, бесполый фанатизм Пушинки Перси. А что дальше?

Воспоминания вели в никуда. И Гарп стал все свободное время благоустраивать свой новый дом.