Мир открыт для добра

Есть у меня фотография, снятая с вертолета. Леса и поля. Не знаю, как точнее выразиться: леса среди полей или поля среди лесов. В общем-то красиво смотрится. Хлеб скошен. Ряды валков, то прямые, то изящно изогнутые. Но однажды я рассматривал снимок другими глазами. И у меня возникли вопросы. Надо ли было пахать впритирку к лесам, так близко к ним, чтобы плуг едва не задевал корни берез? Надо ли было так аккуратно обтекать каждый колок, каждый изгиб лесной кромки? Надо ли было выпахивать вон тот «заливчик» среди деревьев, где трактор, должно быть, долго выкручивал вензеля и тракторист, теряющий выработку, нервничал, не зная, как выбраться из этого лабиринта? Не лучше было бы разметить поле прямоугольником, а поляны, которые в него не вписываются, оставить в покое? На тех полянах, глядишь, спокойно жили бы дикие одиночные пчелы, которые, летая к посевам люцерны, делали бы свое благое дело. Наверняка те поляны нужны не только пчелам, а еще кому-то, свою зависимость от кого мы еще не выяснили достоверно.

Полю надо отдать много земли, но не всю степь. Нужны пропорции. Какие именно, точно еще не установлено, но ясно, что кое-что степи следует вернуть. И уж совсем очевидно, что нельзя пахать опушку, берег, околицу.

Степь нужна ради поля же. Обыкновенная степь, а тем более заповедная. Между тем плуг проник через ворота, через рвы, которыми охраняется клочок целинной степи Троицкого заказника.

— Конечно, можно вспахать и эту целину, — сказала нам на прощанье Маина Семеновна Кайгородова, — но прибыль от пашни будет ничтожной в сравнении с пользой, которую извлекла и которую извлечет наука здесь, в степи под Троицком.

Степь устоялась. То, что ученые называют агроценозом, — это крепость, готовая ко всякой осаде. Сообщество, в котором каждый знает свое место и свой маневр. Здесь все уравновешенно, все притерто и пригнано в оптимальных допусках. Здесь тысячи связей, близких и дальних, ограничения на все случаи жизни, согласованность химических реакций, раздел света и тьмы, воды и воздуха. Здесь все вместе — борьба и дружба, эгоизм и альтруизм, жизнь и смерть. Это очень сложно — распутать агроценоз.

Приглядимся к травам. Тут и колос, и метелка, и зонт. Одна трава живет год, другая — два, третья — много лет. Стебли прямые, вьющиеся, кустистые. Листья широкие, тонкие, гладкие, пушистые. Что ни трава — индивидуум. А как тесно живут!

Известно, что растения активно «общаются» между собой. С кем-то дружат, с кем-то воюют, к кому-то равнодушны. Лен плохо растет с молочаем, а овес — с чертополохом. Полынь выделяет вещества, которые угнетают шалфей и белладонну. Орхидеи не растут, если в их тканях не прижились «свои» грибы. Рядом с луком лучше растет морковь. Конопля и ландыш, люцерна и болиголов — у каждой травы свои симпатии и антипатии, о которых мы и не подозреваем.

А в степи у трав сообщество, в котором на равных правах живут микробы, грибы, насекомые. Сюда же приписаны птицы, животные, вплоть до прежних бизонов. Человек, наконец. Ну-ка, расшифруйте этот многомерный мир…

А теперь представим себе поле: одна пшеница. Монокультура. Какая узкая специализация рядом с универсальностью степи. Пшеница в поле одна, «госпожа». Ей никто не мешает. Но никто и не поможет. Она одна против «всего мира». Против суши и ливней, против ветра и холода, против вредителей и болезней. Ей некому помочь. Кроме человека. А человек ее нежит. Кормит азотом и фосфором, защищает от сорняков, поливает ядами, чтобы не болела. От такого «внимания» пшеница становится еще капризнее и беспомощнее.

Сошлюсь на авторитеты. В одной из своих работ профессор И. Поляков утверждает:

«Вот что показало сопоставление состава насекомых, обитающих в ковыльной степи и на расположенном рядом посеве пшеницы: на посевах численность пшеничного трипса была больше в 280,8 раза, чем в степи, полосатой хлебной блохи — в 20,6 раза, серой зерновой совки — в 25 раз».

Далее профессор отмечает, что потери урожая от вредителей и болезней с годами не снижаются, а растут. Соответственно тому растут и затраты на борьбу с вредителями и болезнями.

«Если и дальше так пойдет, — заключает профессор, анализируя проблему защиты культурных растений в мире, — то к 2000 году потери урожая составят 82,5 миллиарда рублей, то есть почти 68 процентов валовой стоимости продукции растениеводства».

Такие прогнозы оставляют одну надежду: досконально изучить жизнь ковыльной степи и хотя бы кое-что у нее перенять для «культуры».

Значит, поберечь степь от плуга.

ВОСПОМИНАНИЯ О ТАГАНАЕ