А мы с Данилой отправились на конюшню. Данила освободил Дорофеева от кляпа. Поднёс поочередно ему и Алексею глиняную плошку с водой, подождал, пока напьются. После чего вывел обоих пленников во двор и затолкал в экспроприированную карету.
Послышались стенания, слёзные мольбы отпустить и обещания, что больше никогда. Я в ответ предложил вернуть на место кляп. Мольбы прекратились.
Возобновились они уже в лесу — когда закончилась дорога и началась тропинка. Данила выпинал пленников из кареты. Всучил каждому по лопате. И так же, пинком, указал направление.
— К-куда мы? — заикнулся Дорофеев.
— В болото, — снизошёл до ответа я.
— Зачем?
— Копать будете.
— Что?
— Там увидите.
— Не губи-и!!! — взвыли оба в один голос.
Я показал кляп. Данила повторно отработал серию пинков. Худо-бедно двинулись.
— Пришли, пожалуй, — решил я минут через тридцать. Огляделся. — Да. Тут в самый раз будет.
Перевязал узлы на верёвке-амулете так, чтобы в руки можно было взять лопату. Приказал:
— Копайте. Ширина — полсажени. Высота — смотрите каждый по своему росту.
Снова вой. Но копать начали. Обливаясь слезами и умоляя о пощаде, ясен день.
— Охотники, между прочим, тоже хотели жить, — напомнил я.
— Да это всё нечисть!
— Они, проклятые!
— Не было сил поперёк идти!
— Да понятное дело. На то, чтобы поперёк идти, смелость нужна. А вы с рождения привыкли, что дворянское звание да папашино бабло от любых бед оградят. Лежи себе, в потолок поплёвывай. Деды ваши, небось, звание не за красивые глаза получили. Кровь проливали, жизни свои не щадили. А вы только и умеете, что крепостных кошмарить. Даже огрызнуться на нечисть — кишка тонка. А тем только того и надо. К смелым да отважным колдуны, лешаки и прочая дрянь на пушечный выстрел не подходят. То ли дело мразота вроде вас!
Так, за философской беседой, ямы постепенно углублялись. А копатели всё заметнее бледнели. Под конец они уже не выли. На холёных аристократических ладонях появились мозоли, на лицах — обречённость. Парни работали уже как будто механически. Лопата за лопатой выкидывали из рва, который доходил почти до плеч, мокрую землю.
— Хватит, пожалуй, — решил я. — Сдавайте инвентарь, — и забрал лопаты. — Ну, что смотрите? Вылезайте. Вставайте у края на колени. — Я вытащил из ножен меч. — Последнее слово вам дать — много чести. А помолиться — так и быть, разрешаю.
— Ах, папенька! — выбравшись из ямы и опустившись на колени, взвыл вдруг Дорофеев. — И почему я, дурень, вас не слушал! Если бы только был у меня шанс всё вспять повернуть! Ни за что бы к нечисти не сунулся! Дальней дорогой обходил бы!
Алексей бормотал что-то нечленораздельное. Но, судя по интонации, с Дорофеевым был солидарен.
— Ваше сиятельство, — осторожно окликнули меня из-за спины. — А это чёй-то у вас тута? А?
Ко мне осторожно приблизился Ефим. За ним, по моему поручению, сбегал Данила. Он маячил неподалеку.
— Да вот не решил ещё. — Я задумчиво покачал мечом. — То ли это — будущее удобрение, то ли работники тебе в артель. Нужны вам работники-то?
— Да как же не нужны! — Ефим всплеснул руками. — Работа у нас тяжёлая — землю рыть, лес валить. Да под ногами сыро. Да комарьё, мошка… Работники мне завсегда нужны. Из артели частенько бегут.
— Эти устроят? — Я кивнул на зарёванных дворянских детей.
Ефим оценивающе присмотрелся.
— Так-то, парни как будто крепкие. Может, и сдюжат…
— Да у них, видишь ли, вариантов нет. Либо прямо сейчас в этот ров улечься, либо пахать в твоей артели так, как ни одной лошади в страшном сне не снилось.
Ефим в задумчивости пожевал губами.
— А платить-то им сколько? Много я не смогу.
— Да им и немного — много. Бесплатно поработают, за еду.
При этих словах Ефим заметно воспрянул.
— А не сбегут они?
— Не сумеют. Верёвка, которой связаны, колдовская. Не разорвать, не развязать. Ты их, главное, на ночь не забывай привязывать. А Захар будет приходить, колдовство обновлять… Значит, так. — Я повернулся к Дорофееву и Алексею. Оба по-прежнему стояли на коленях перед вырытым рвом. От напряжения, кажется, забыли, как дышать. — Молились о втором шансе — вот он. Последний, если что, другого точно не будет. Ваши никчёмные жизни остаются при вас. Пока. Дальше — посмотрим. Поступаете в распоряжение Ефима… как твоя фамилия?
— Саврасов.
— А по батюшке?
— Спиридонович…
— Саврасова Ефима Спиридоновича. Он вам выдаёт наряды на день, он же принимает работу. Не понравится, как работаете — кормить не будет. Собственно, всё. Сбежать, как уже сказал, вы не сможете. Любая попытка подкупить кого-то и отправить к родственникам с жалобой будет расценена мною как категорическое нежелание жить. Со всеми вытекающими последствиями. Пытаться меня обдурить не советую. Дорофеев видел, чем это закончилось для Головина. Обещаю, что с вами всё будет намного страшнее.
— Папаша начнёт меня искать, — подал голос Дорофеев. Надежды, что найдёт, в этом голосе не было. Только опасение, что может и правда найти. — У нас уговор: я каждую неделю присылаю ему письма.
— Письма? Отлично. Самое время заняться чистописанием.