Мир падающих звезд IV. Духов день

Дорогу я решил срезать, к особняку Головиных подошёл сзади, со стороны сада. И увидел, как в садовую калитку, выходящую в переулок, скользнула женская фигурка. Которая перед тем, как скользнуть, настороженно огляделась. Меня она не заметила — я отступил в сторону. И немедленно бросился догонять непонятную барышню — благо, калитка запиралась на простой крючок.

Увидел, как в глубине сада мелькнуло платье. И рявкнул:

— А ну, стой!

На то, что девушка остановится, не особо рассчитывал, и едва не сбил её с ног.

— Чего вы кричите? — Марфа отвела глаза.

— Где ты была? Почему крадёшься? — я схватил её за плечи.

— К Днепру ходила.

— Зачем?

— Разузнать.

— Что разузнать?

— Ну… — Голос Марфы с каждым словом становился всё тише. — Можно ли мне, как другим девушкам, милости просить. Завтра ведь — Духов день! — Марфа посмотрела на меня так, будто враз всё объяснила.

Угу. Духов день — эти слова я слышу уже не в первый раз. Отмечается накануне Троицы и почитается в здешних краях не меньше.

Земля в этот день — именинница, на неё опускается святой дух. Землю в Духов день не копают и вообще стараются не трогать. В сумерках выбираются из воды на сушу русалки и бегают по полям-лугам. Там, где пробегут, травы будут богаче, урожай лучше. А незамужние девушки на рассвете пускают по воде венки. Поплывёт венок — к счастью, потонет — к беде.

Венки. По воде. Вот оно что.

— Ты венок пускать собралась, что ли?

— Ага. Вот и хотела спросить, дозволят ли? Али со злости сразу под воду утащат…

— И как?

— Простили меня подруженьки! Рады, что счастье своё нашла. Обещали, что плыть моему веночку аж до самого моря-окияна. — Глаза у Марфы засверкали.

— Подруженьки, — задумчиво повторил я. — Простили… Это хорошо. Я, так-то, и сам по натуре альтруист, за мир во всём мире. А то, что драться всю дорогу приходится — так иначе мира хрен добьёшься… Но это ладно, дело десятое. Ты мне вот что скажи. Можно будет попросить твоих подружек сообщить водяному об одной любопытной даме, незаконно захапавшей себе во владение озеро с породистыми карпами?

Отказать Марфа мне, разумеется, не могла и не хотела. Тем более, что ей было до такой степени радостно от возвращения в ряды живых людей, что она вообще в просьбе никакого подвоха не почувствовала. Мы назначили время и место следующей встречи, для передачи информации. И Марфа тут же убежала обратно к реке, со срочными известиями.

А я вошёл в дом, собственно, с одной лишь целью: нормально попрощаться. А то Катерина Матвеевна это дело ценит, но получается-то не всегда.

Попрощавшись, сел в свою карету и отдал приказ — домой. Расслабился, глаза закрыл. Задремал, даже сон какой-то приснился. Пока вдруг по крыше не постучали.

— Ну чего там? — зевнул я и открыл окошко.

— Не знаю, барин, беда какая-то, — отозвался кучер. — Бегут…

От ворот усадьбы — надо же, когда доехать-то успели? — и вправду бежал сломя голову Захар.

— Чего случилось? — Я выскочил из кареты. — Война? Наводнение? Пожар? Всё сразу?

— Как хорошо, что ты приехал! — выпалил Захар. — Там Егор пришёл.

— Делов-то. Накормили человека?

— Вести срочные принёс! Говорит, только тебе передаст.

— Надо же, передаст какой. Ну, бежим.

Мы рванули к дому. Я взлетел по винтовой лестнице и натолкнулся на слоняющегося в беспокойстве по моей комнате Егора.

— Чего приключилось? — выдохнул я.

— Не знаю! — выдал Егор. — Вот, письмо передали.

— Кто? — Я схватил конверт. — Скажешь, «не знаю» — покусаю.

— Прохор! А ему — Петро, а тому — Илья Ильич.

— Едрить, какая цепочка…

Я вскрыл письмо и пробежал взглядом написанное. Беззвучно выругался.

— Важное что? — спросил Егор.

— Важное. Народ собирать начинай. Кого понадёжнее. Гравий, Земляна. Ну, как обычно. И ждите сигнала, пойдём на интересное. Приоритет — критический.

— Так что случилось-то?

— Конкретно тут — ничего, — помахал я письмом. — Это другое. А народ собирай, потому что воистину. Есть вила и водяной. И я думаю, что мы их сможем покрыть одним махом.

— Ви… Вила⁈ — ахнул Егор. — Где ты этакое диво нашёл?

— Места надо знать. Где нашёл, там больше нету… Всё, давай, у меня тут другое дело образовалось. Как соберётесь, перемещайтесь в Поречье, к Илье Ильичу. Дорогу помнишь, надеюсь… Захара захватить не забудьте!

Я вошёл в будку и сам быстро телепортнулся к дому Ильи Ильича. Памятуя про чёрта, на всякий случай сразу после перемещения упал и перекатился, но было пока ещё тихо. Пару секунд спустя я уже стучал в дверь.

Открыл мне сам Обломов. Телохранители маячили у него за спиной.

— Что слу…

— Вольфганг мёртв! — выпалил генерал-губернатор.

— Это я из письма понял. Какого хрена он мёртв? В смысле — как, зачем и почему мы до сих пор не бежим к нему?

Кивнув, Обломов вышел из дома и махнул рукой. К крыльцу немедленно подкатила запряженная карета — меня тут, похоже, ожидали с минуты на минуту. Илья Ильич генерал-губернатором стал не из-за красивых глаз, соображал он хорошо. Мы, все вчетвером, упаковались в салон.

— Мне доложили немедленно, — рассказывал по дороге Илья Ильич. — Головину перерезали горло. Кто — не знаю. Разумеется, в тюрьму посторонние не заходили.

— Давно убили?